Я сидел в грязной подворотне и, под звуки непрекращающейся стрельбы, баюкал рваную рану в животе. Изредка я стрелял в темноту, показывая, что еще жив и буду драться до последнего. Насколько я мог понять, здесь было как минимум два настоящих Священника и несколько десятков людей, состоящих на службе в Организации. Сидел в этой подворотне уже минут двадцать и судорожно думал: за что Организация послала столько народу по мою душу. Я занимался мелким бизнесом, который, признаюсь, не всегда был легальным. Однако меня это не заботило, поскольку моим компаньоном был сам Серый Джек, глава теневого рынка. Но его больше знали как крупного политика, собирающегося принять бразды правления Городом
Очередной выстрел выбил из стены целое облако пыли, посыпалась краска и битый кирпич.
Зараза. Шел, никого не трогал и на тебе – начали стрелять. Даже мои права не огласили. Я всегда думал, что в Организации работают фанатики, и эта перестрелка подтвердила мои мысли. Этим придуркам дай только оружие и официальное разрешение – так они пол города вырежут. Сумасшедшие. Жалко, что так и не приняли закон об ограничении на принятие в Организацию.
Я высунулся из-за угла и почувствовал, как заструилась кровь по животу. Плохо. Долго так мне не протянуть. Я нажал на курок, но ничего не произошло. Патроны кончились. Как не вовремя. Откинув бесполезное оружие и привалившись к стене, я задумался над своими шансами свалить отсюда. Тихонько струилась вода, слышался вой сирены, протяжно завывала собака, копошились в мусоре громадные черные крысы, и удушливо пахло сыростью вперемешку с помоями. Вроде как здесь был еще один выход. Я попытался встать, но лишь вновь усилил кровотечение. Великолепно. Патроны кончились, так что не удастся триумфально застрелиться, размазав мозги по стене. Ножей я не ношу, выползти из переулка я не могу. Значит, остается лишь ждать, когда эти придурки соизволят прекратить стрельбу и пошлют на мое «обезвреживание» Священника.
Внезапно, словно кто-то подслушал мои мысли, стрельба по стене прекратилась. Заинтересовавшись, я вновь выглянул… и почувствовал, как чей-то кованый сапог встретился с моими несчастными ребрами. Мое тело упало, в глазах потемнело от боли. Меня бесцеремонно перевернули на живот и что-то вкололи.
Нет, я так легко не сдамся. Конечности наливались сладкой тяжестью, но я сделал невероятное усилие и вновь оказался на спине. Ребра тупо ныли, было тяжело думать. Что они мне там вкололи? Я уставился в до боли знакомое лицо Священника, упаковывающего шприцы в клапаны бронежилета и потерял контроль над собой.
Меня не покидала тупая мысль – где я его мог видеть?
***
Однако в больнице при Организации даже уютно.
Я очнулся в белоснежном помещении поздно ночью с огромным шрамом на животе и ощущением чудовищного голода. Тускло мигал огонек сигнализации. Тяжелая бронированная дверь не имела ни единой трещинки, выступающего гвоздика или какой-либо шероховатости. На окне хищно блестела стальная решетка, намертво приваренная к стенам. Самое смешное заключалось в том, что рядом, на столике, стояли розы в высокой хрустальной вазе. Они что, издеваются!!!
Предчувствие мне подсказывало, что не суждено Сиори уже оказаться на свободе. Сгноят меня здесь. Я впал в меланхолию от этих грустных мыслей. Но, если даже моя интуиция считает, что кроме как вперед ногами мне выбраться из Организации не получится, то надо стать наглецом. Пусть они взвоют от моего эгоизма, а я пока попытаюсь выяснить, за что меня схватили.
Хрустальная ваза в дребезги разлетелась о металл двери, и реакция охраны не заставила себя долго ждать.
-Что происходит!
Худощавый, бледный субъект вошел в помещение.
- Я конечно рад, что меня поместили в эти великолепные апартаменты, но было бы не плохо обеспечить меня еще и едой.
- Ты что себе позволяешь, Коготь!
- Я… Как вы меня назвали?
- Заткнись, Коготь, и приготовься к утреннему допросу.
Дверь с противным тоскливым лязгом захлопнулась, оставив меня в сумраке комнаты в состоянии крайнего недоумения и ужаса. Он назвал меня Когтем. Это равносильно смертному приговору. Моя интуиция меня не обманула. Когтями именовали тех, кто совершил настолько жуткое преступление, что даже не подлежит суду. Что я такого сделала? Думай, Сиори, думай! Кому ты умудрился перебежать дорожку. Кто может иметь на тебя зуб?
Да кто угодно…
А кто защитит?
Никто.
Никому не нужен сирота-одиночка, мелкий спекулянт, готовый идти на все, кроме насилия над человеком, чтобы выжить на улицах Города. Не имеющий даже друзей.
Конец тебе, Сиори, конец.
Я заснул под утро, и поэтому, когда меня бесцеремонно будили спустя несколько часов, ничего не соображал. Голова невыносимо болела, а желудок, казалось, прилип к позвоночнику. Всю, чихать я хотел на всю их Организацию – буду спать.
- Давай, просыпайся, Коготь. Разговор есть.
Упоминание о моем новом прозвище и тихий, мелодичный, удивительно знакомый голос выветрили весь сон. Я сел и уже потом разлепил воспаленные глаза. Рана на животе вроде как зажила. Это хорошо…
Идиот! Тебе живот все равно больше не понадобится.
Даже не удостоив своего взгляда пришедшего, я повернулся к нему спиной и опустил ноги на ледяной пол. На мне оказались белые штаны и бинт, опоясывающий весь торс. Медленно, размеряя каждый шаг, я подошел к окну и уставился на серую стену грязного закоулка. И без того отвратительное настроение стало еще хуже.
- Сиори, соизволь повернуться ко мне лицом. Ты ведь не хочешь, чтобы я вызвал охрану, и они помогли тебе в этом «нелегком» деле. Я понимаю, ты еще не оклемался, но существуют банальные нормы приличия!
Знакомый голос. Где я его слышал?
Я повернулся и в изумлении замер. Он совершенно не изменился, разве что только подрос... Те же волосы, глаза, ухмылка. Спустя восемь лет я вновь увидел своего лучшего друга Кирилла.
Я, все еще не веря, подошел к кровати.
- Кирилл? – он улыбнулся.
А потом я понял, что на нем форма Священника. Высшего класса.
- Не может быть… - его улыбка медленно сползла с лица. Он догадался о моих мыслях. – Только не это…
Я без сил упал на кровать, и – как глупо – расплакался. Я впервые в жизни плакал. Плакал от невыносимой душевной боли, чудовищной радости и жуткого разочарования. Я был безмерно рад встрече с тем, кого искал, не веря, что он погиб, все эти восемь лет. Тратил все, что мог заработать. Ввязывался в долги и с трудом вылезал из них. И теперь я его встретил… Но при каких обстоятельствах? Он Священник, на его рукавах золотое теснение – Высший класс, а меня назвали Когтем и поместили в эту ледяную клетку, умирать.
Кирилл с грусть посмотрел на меня.
- Я рад тебя видеть. Извини за шприц, это обязательная часть поимки.
Это он вел охоту на меня, как на бешенного, алчущего крови животного. В меня стрелял, в меня колол эту дрянь и теперь ведет мое дело.
- Уходи, Кирилл. Пусть придет другой Священник.
Я лег на бок, спиной к лучшему другу и затих. Я слышал, как тяжело он вздохнул и тихонько вышел из комнаты. Затем дверь вновь открылась - принесли еду. Но я почувствовал наведенный на меня пистолет, пока расставляли пищу, и голод сразу пропал.
Так я пролежал весь день и всю ночь. Заходили врачи, проверяли давление, кололи прозрачную жидкость в испещренные уколами вены, приносили и уносили еду – меня даже поразила их настойчивость, особенно если учитывать, что меня все равно казнят - грозились и вновь тишина. Иногда тихонько открывалась дверь и чей-то тяжелый взгляд сверлил мне спину. А я, свернувшись в клубочек, все лежал и мучительно думал. Внезапно я вспомнил, что мы с Кириллом так грелись в дни Смуты, когда не то чтобы сирот, Священников убивали походя в кровавых сварах. Из глаз вновь потекли слезы. Как это низко – плакать, низко и глупо.
Я вспоминал, как мы выживали благодаря воровству. Забивались, подобно крысам во время перестрелок, и, дрожа, надеялись, что никто не заметит двух грязных изголодавшихся детей. Мы прилагали все усилия для выживания, клялись в вечной дружбе, а главное, назло судьбе, жили. Жили в этом агонизирующем мире вопреки всему происходящему. Так мы продержались все эти кровавые шесть лет, продержались ценой крови и пота. Непосильной работы, жуткого страха…
Это был последний Смутный год. В тот день, накануне четырнадцатилетия, Кирилл простудился. Мне нужно было срочно раздобыть деньги, и я ушел из нашей каморки в подвале. Было безумно холодно и больно. Я до крови прокусывал губу, но пытался раздобыть денег. Метался по самым темным и страшным закоулкам. Разбивал голые ноги о брусчатку. Но смог прийти лишь поздно ночью, с лекарствами, и главным богатством – сахаром. Однако в нашей подворотне царил хаос. Из обрывков разговоров я понял, что сюда наведывались люди из Организации с несколькими Священниками. Они накрыли крупную боевую группировку. Я не дослушал до конца и бросился в наш грязный, провонявшийся отходами и крысами, подвал. И… никого не нашел. Я облазил все кварталы, расспрашивал людей, но все тщетно. Ждал день, два, неделю, но Кирилл так не появился. После меня уверяли, что он погиб во время перестрелки, а я не верил.
Какая боль. Как Кирилл мог бросить меня. Почему оставил, а, оставив - даже не вспомнил. Бросил, словно поломанную игрушку на улицах Города. До сих пор страшно вспоминать как я жил первый год один, на улицах полных маньяками, убийцами и Священниками…
Тихонько скрипнула дверь. Я с удивлением обнаружил, что уже утро. Робкие лучи солнца замерли на противоположной стене, а потом исчезли. Вновь заморосил этот отвратительный колючий дождь.
- Сиори…
- Я просил тебя, Кирилл, чтобы прислали другого.
- Я знаю, знаю.
Послышался шум передвигаемых тарелок.
- Врачи говорят, что ты ничего не ешь.
Я промолчал, но, подумав, сел, облокотившись о подушку, боком к Кириллу. Он молча смотрел на меня, в его глазах был лед.
- Меня называют Когтем… Кирилл, я так соскучился…
Я потянулся, чтобы дотронуться до его тонких пальцев, но спустя мгновение замер перед холодным дулом пистолета упирающегося мне в лоб.
- Не советую.
Я положил руки на грудь и замер.
- Восемь лет прошло с нашего расставания. Ты ничего не хочешь сказать?
Он издевается. После того, как он меня бросил ради сытной кормушки в Организации и даже не дал дотронуться, мне не хочется общаться с ним.
- Теперь мне не о чем с тобой разговаривать.
Его щека дернулась.
- Хорошо. Тогда скажи – почему ты убил Серого Джека?
Должно быть, на моем лице было такое искреннее удивление, что он опешил. Кирилл нервно открыл папку и достал толстую связку листов.
- Сиори, тебя обвиняют в убийстве Серого Джека, видного политического деятеля. От тебя требуется лишь признание.
- Запомни, Кирилл, я никогда никого не убивал. Да, я мелкий спекулянт, но не убийца. Тем паче, что Серый Джек мой компаньон.
- Как политик может знаться со столь мелкой сошкой как ты.
Кирилл задел меня за живое.
- Просто такая мелкая сошка здорово научилась выживать на улицах Города после того, как ее бросил лучший друг. Мои познания в теневой стороне жизни рынка Города просто неоценимы для такого крупного воротилы нелегального рынка как Серый Джек.
Упоминанием о предательстве теперь уже я задел его за живое. Что ж, один-один, мы квиты. Кирилл вскочил и унесся из комнаты. Я, от бессильной злобы, швырнул в окно новую вазу. По полу разлетелись кроваво-красные лепестки роз.
Вечером Кирилл вновь пришел ко мне. Он обнял меня до хруста в ребрах и вновь сел на стул, чем очень сильно меня удивил.
- Сиори. Скажи – это ты убил Серого Джека? Люди требуют твоей смертной казни через сожжение, которая произойдет послезавтра.
Я судорожно сглотнул подступивший к горлу ком.
- Я не убивал Серого Джека.
-Почему ты врешь? – с глухим отчаянием вскрикнул Кирилл. – Все улики и свидетели указывают на тебя. Почему ты врешь?
Кирилл в глухой тоске обхватил голову руками.
- Как страшно, что мы с тобой встретились при таких жутких обстоятельствах. У меня столько всего накопилось. Столько слов.
Внезапно он схватил мою руку. Я почувствовал в его тонких пальцах невероятную силу. В глазах был океан боли.
- Прости меня, пожалуйста. В тот день в переулок пришли люди из Организации. Они проводили какие-то действия, а после перестрелки ко мне в коморку протиснулся Священник и забрал с собой. Первый месяц просто держали как свидетеля, а потом, узнав, что я сирота, оставили у себя и начали обучать. Я ничего не мог поделать. Ты не поверишь, но я искал тебя. Везде, делал все, чтобы узнать хоть жалкие крохи о твоей судьбе, а параллельно учился на Священника. Я многому научился и стал одним из лучших.
- И что делаешь лучше всего?
На лице Кирилла появилось выражение загнанного в ловушку зверька, судорожно сжались кулаки. Он опустил голову и тихо, едва слышно, шепнул:
- Убивать…
- Так кто из нас больший убийца: ты, отбирающий с разрешения закона самое дорогое, что есть у людей – жизнь, или я, если действительно по какой-то нелепой случайности убил Джека? Кто разрешил тебе решать за людей - жить им или умирать?!
Я помолчал.
- Помнишь те строки из найденной нами старой странной книги без названия: «Счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженным!»*
Кирилл затравлено посмотрел на меня, но потом его глаза заполнились глухой злобой.
- Да, я их всегда помнил и поэтому убиваю.
- И ты считаешь, что это правильно? Убивать?
- Да.
Я печально посмотрел на него и вновь повернулся спиной. Кирилл встал.
- Я тоже по тебе скучал, - сказал я темноте.
Дверь с грохотом захлопнулась.
***
Это был день казни Сиори. Кирилл стоял у дверей морга и думал – войти или нет. С того дня они больше не виделись. Священнику было стыдно, на душе скреблись кошки, интуиция словно взбесилась… Что-то не так. Все слишком просто и гладко: и свидетели нужные, и улики просто замечательные…
И внезапно вспыхнул тревожный вопрос, интуиция взвыла: а вдруг действительно… он действительно не убивал?
-Джонни, ты мне срочно нужен! – Кирилл звонил телепату со слепой надеждой, что с его приездом все разрешится.
- Нет, у меня с Эндрю очень важное задание.
- Джонни, это очень срочно. Уж извини, но ты единственный телепат нашего филиала.
- Извини Кирилл, я действительно не могу.
- Сегодня казнят, возможно, невиновного человека. Шеф уже отослал рапорт.
В трубке послышалась нецензурная брань.
-Спокойно. Я знаю о твоих «теплых» отношениях с Шефом… Может ты знаешь что-либо о Джеке, что может мне помочь?
Кирилл нервно заметался по коридору. В трубке было слышно, что Джонни спрашивает о том же Эндрю.
- Да. У Джека на затылке, под волосами есть шрам. Проверь.
***
Меня вели к крематорию.
Но мне было все равно.
Кирилл так и не объявился и я все это время провалялся на кровати. Чувство голода исчезло, и врачи кололи в мои истерзанные вены различную гадость. Один раз в окно влетел камень, и я слышал крики разбушевавшейся толпы, готовой растерзать за смерть Джека.
Но мне было все равно.
Я лишь терзал себя мыслью: как мы докатились до такого. Куда исчезла наша дружба? Кирилл стал ничем не лучше маньяков, на которых охотился. Стал сумасшедшим фанатиком. Как горько. Переступил ли он ту черту, за которую нельзя выходить? Кто знает. Почему в Городе нельзя жить нормально: не боясь за свою жизнь, жизнь других, вообще не боятся. Люди живут как рабы, уткнувшись в землю, не в силах поднять лицо навстречу колючему дождю, вдохнуть полной грудью.
Как больно, как горько.
Меня подвели к камере.
Что за чудовищный разум породил эту Организацию, чье сумасшедшее разрешение дало фанатикам право убивать? Кто позволил уничтожать все святое в душе человека и уподоблять его свирепому животному? Почему в мире сильнее деньги, чем правда?
Хотя что такое правда в нашем безумном мире?
Меня ввели внутрь камеры и закрыли дверь.
-Десять, девять, восемь…- монотонно начал отсчитывать время моей короткой, наполненной лишь страданиями жизни робот.
***
Кирилл осторожно перевернул тело Джека… В висках застучала кровь, перед глазами все поплыло, участилось дыхание. Шея трупа была девственно чиста.
- Господи, что я наделал!!!
- Скорее беги, - подсказал голос Джонни.
И Кирилл побежал. Он несся как никогда в жизни. Перепрыгивая ступеньки, отталкивая прохожих, а в глазах было лишь удивленное и такое дорогое лицо лучшего друга. Кирилл влетел в комнату крематория.
- Остановитесь! Стойте!
***
-Шесть, пять…
Я знал, что спустя несколько мгновений огонь охватит мое тело, развеет серым пеплом.
Но мне было все равно.
«Счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженным!»
Кому оно нужно, это счастье, если люди даже не умеют быть несчастливыми. Зачем нам то, чего не в силах понять и почувствовать? Лишь больше боли, тоски и печали от осознавания собственной мизерности и никчемности.
***
-Священник, уже слишком поздно.
***
Нет, не нужно счастья, тем более даром. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке.
***
- Три. Два…
***
Люди еще не заслужили право получать что-то бесплатно.
Тем более – счастье.
***
- Один…
***
Огонь поглотил тело Сиори, а заодно и сжег душу Кирилла.
***
Толпа встречала своего любимца, своего героя. Красавца Джека. Газеты пестрили его фотографиями.
Серый Джек жив. Он снова с нами. Просто нужно было отлучиться по важным делам. Все в порядке. Все хорошо. Ничего не произошло.
Насколько было известно, даже одно важное лицо потеряло Кресло в связи с этим делом. А Кресло в Темном городе одно…
Ветер переворачивал страницы грязной, двухдневной давности, газеты с маленькой серой заметкой на последней странице. «Вчера Организацией был казнен убийца нашего любимого Джека. Мы помним о тебе, Джек, и скорбим», - гласила коротенькая надпись под черно-белой фотографией убийцы, молодого изможденного парня за черной решеткой.
30.04.07.
Примечание.
«Счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженным!» - строчки из романа А. и Б. Стругацких «Пикник на обочине».
ID:
91640
Рубрика: Проза
дата надходження: 07.09.2008 19:33:21
© дата внесення змiн: 07.09.2008 19:33:21
автор: Химера
Вкажіть причину вашої скарги
|
