Двадцать второе июня.
Утро. Четыре часа…
Пламя зари юной.
Дымом горчит роса.
Этому как верить?! -
Киев бомбят фрицы!
Настежь - в беду двери.
Строгости чернь в лицах.
Радио звук рваный
В душах достал дна.
Голос - сквозной раной,
Словом одним – Война!
Как же? Ответь, Боже!
Ты же всегда – Иже!
Наши поля с рожью
Пламя, зачем лижет?
Сталин искал выход -
Русь ведь "забарбароссят"!
Остановить их бы,
Снова за Прут отбросить…
Парень лежит в поле,
Пулей сражён вражьей.
Ворон кружит вольно
Над неживой пашней.
Школьник, на вид, парень -
Стукнуло восемнадцать.
Фрицы кругом – твари.
Прут ведь, и прут - наци.
В первый же день бойни
Крови людской – море.
Прокляты, будь – войны,
Сеющие горе!
Штык, котелок, лопата,
"Мосинка" – на троих.
- Разве же мы – солдаты?
Так, да, раз этак, их!
Не удержать матом
"Панзеры фатерлянда” -
Уши заткнуть ватой,
Крик - на разрыв гланды.
Строй. И в пыли лица.
- Плен или смерть? - выбор.
Фрицы идут блицем:
Ровно – Бобруйск - Выборг…
Слёзы хохол прячет -
Под ноги вперил взор.
Помнит, как он - мальчик
Выжил в голодомор…
Старый еврей Торы
Строки бубнит под нос.
Скоро, совсем скоро -
Лагерный холокост.
Русский - Иван, Павел? -
Кудри белей снега.
Жинка в селе - пава,
Сына зовут Глебом.
Мимо ползут колонны,
Лязгая зло сталью.
Боль от бессилья, стоны -
Как же всё так сталось?
Солнечный день июня…
Военкомат. Пацаны.
Сколько поглотит юных
Молох голодной войны?
