|
ЧАСТЬ 1. СТАРЫЕ ВРЕМЕНА
История 1. Дискобол
История 2. Предел совершенства
История 3. Родник
История 4. Сквернословие
История 5. Игры разума
История 6. Морская душа (цикл): Пролог
История 7. Морская душа: Амфора
История 8. Морская душа: Спасание утопающих
История 9. Морская душа: На плоту
История 10. Морская душа: На море (Образ будущего)
История 11. Морская душа: На протоке (Terra Incognita)
История 12. Любовь
История 13. Сила искусства
История 14. Поединок
История 15. Оранжевое настроение
ЧАСТЬ 2. НОВЫЕ ВРЕМЕНА
История 16. Репатриация ложки
История 17. Крылья Родины
История 18. Разделительная полоса
История 19. Не навреди
История 20. Бремя отцовства
История 21. Разговоры с дочерью. Ботаника (Пять лепестков)
История 22. Ловцы человеков
История 23. Каждому свое
История 3. РОДНИК
В селе, где Димка обычно проводил лето, было два водоема - Лиман и Канал.
Лиман был из разряда вещей, которые существуют и не особенно обсуждаются: огромный природный бассейн, говорить тут не о чем – он просто есть. Канал же происхождение имел искусственное; длинный глубокий ров, тянувшийся от самого Лимана к первой сельской улице и упиравшийся в мрачную и шумную насосную станцию, он служил оросительно-мелиоративным целям. Но сооружен он был довольно давно, так что уже прочно вошел в сознание Димкиных односельчан и как объект - водоем, и как наименование места - Канал. Третий водоем - мрачная яма с ледяной соленой водой, вырытая в экспериментальных целях на солончаке, в которой однажды чуть не утонул Димкин брат, - водоемом не считалась и среди местных географических названий даже не упоминалась.
Как-то утром Димка вышел со двора на улицу и огляделся в поисках занятий нового дня. Кругом было пусто, однако привычную сельскую тишину нарушал оглушительный шум: в насосной станции вовсю трудились насосы. Если бы Димка тогда имел какое-то представление о трубах и насосах, он мог бы поразмыслить, какова доля зловредной кавитации в том адском шуме, который окружал насосную, и как скоро эта самая доля погубит станцию. Однако он лишь подумал, что жара стоит нешуточная и воды для полива нужно много, вот насосная и шумит день и ночь. Осмотревшись и не обнаружив ничего интересного, Димка отправился на обычный утренний обход окрестностей.
Первым делом он наведался к яме у насосной. Яма образовалась в прошлом году, когда буря повалила дерево – огромный осокорь; дерево распилили и растащили на дрова, пень выкорчевали, а яма так и осталась – зияющей воронкой на глинистом пятачке у насосной станции. Вокруг нее поднимались густые заросли бурьяна, сейчас поникшие и густо обсыпанные рыжеватой пылью – дождя не было уже недели две.
В бурьянах вокруг ямы недавно поселился котенок; совершенно дикий, он в руки не давался. Именно потому Димка и его друзья горели охотничьим азартом: изловить и приручить животное стало делом их мальчишеской чести. Вот и сейчас Димка потихоньку приблизился к яме, надеясь застать котенка врасплох, схватить и предъявить соседу Сережке, а потом и всем прочим в доказательство своей доблести и ловкости.
Вообще-то в селе было много кошек, нравом они отличались добродушным и играм обычно не сопротивлялись. Однако были среди них и такие, как этот котенок, - дикие и неручные. Димка знал только одного человека, которого эти ловкие хищники признавали – своего прадеда. Прадед – а он получил тяжелое ранение еще в Первую мировую – обычно целыми днями сиживал во дворе на темно-вишневом венском стуле, оглядывая двор, огород и сад, что-то негромко напевая, а под его стулом с обычным брезгливо-неодобрительным видом лежала одна из диких кошек.
Иной раз кошки приходили вдвоем – и тогда вторая кошка забиралась к старику на колени и даже позволяла ему себя погладить. Если же Димка пытался подобраться к кошкам, пользуясь их благосклонностью к прадеду, они мгновенно исчезали и еще долго не появлялись во дворе. Старик, наверное, по кошкам скучал, и потому Димка, как правило, подавлял искушение поймать какую-нибудь его любимицу. Но тут дело другое: котенок с прадедом был незнаком, и Димка усматривал здесь шанс для охоты.
Однако у ямы Димка тотчас забыл и о котенке, и о кошках, и о прадеде. Яма была до краев заполнена водой – незамутненной, по-настоящему прозрачной. Вода была совсем не такой, как в Лимане – а там она летом бывала зеленой, а зимой - желтоватой. В Канале же вода, закачанная из Лимана, становилась красно-коричневой – из-за оттенка местной почвы. Димка подошел поближе к яме и склонился к воде. Сквозь нее, как сквозь увеличительное стекло, были отчетливо видны камешки, битое стекло и осколки черепицы на дне. В одном месте камешки как будто шевелились; Димка пригляделся и заметил, что в воде над камешками еще и песчинки танцуют. Это был родник.
Событие из ряда вон; шутка ли, третий водоем в селе! Село лежало в низине, которую с одной стороны обнимала раскаленная степь, а с другой омывал Лиман. Лиман был безбрежен, как полагал Димка: ведь даже глядя с самых высоких желтых «скель» на берегу, он видел только пустынные зеленые воды. Но летом степь была так же горяча, как и солнце над ней, и в наличие огромного водоема по соседству верилось с трудом. Жарким и даже засушливым местом было Димкино село; и потому родник был сенсацией, и Димка немедленно присвоил новому водоему имя собственное – Родник.
Да и вообще Родник как явление Димку взволновал: откуда-то из неведомых глубин, по неизвестной причине вышел источник чистейшей воды, без которой и жизнь на Земле, и жизнь в селе невозможна. В этом определенно что-то было, о чем стоило основательно поразмыслить, обязательно, но позже, потом, когда-нибудь…
Родник, судя по вялому движению камешков на дне, бил несильно; еще вчера его тут не было, Димка знал это наверняка: вечером они с Сережкой бесславно охотились у ямы на котенка, а за ночь Родник едва успел наполнить яму. Робкий ручеек еще только начал пробивать себе дорогу из ямы к Каналу; он выбирался из ямы и терялся в зарослях бурьяна. А над ручейком сейчас стоял тот самый дикий котенок и смотрел на Димку желтыми немигающими глазами.
Димка попятился, не спуская глаз с котенка, и котенок тоже не спускал с Димки своих холодных глаз. Когда куча глинистой земли, вывороченной из ямы корнями упавшего осокоря, скрыла Димку от котенка, Димка кинулся бегом – за Сережкой. Он во что бы то ни стало хотел самым первым рассказать Сережке о Роднике! – Да и охота теперь обещала быть успешной, ведь котенок наверняка станет ходить к Роднику на водопой, вот тут-то его можно добыть, в манере крокодилов и львиц, хватающих антилоп в засуху у воды. И Димка бежал по селу что было духу, ведь день прямо с утра предложил ему новые перспективы; да что там день! – вся жизнь была прекрасна!
…И охота состоялась, и была эта охота удачной, если не считать исцарапанных рук, ног и одного носа, багровеющего теперь росчерком кошачьего когтя. Котенок сидел под серым дощатым ящиком и злобно шипел всякий раз, когда счастливые охотники приближались к нему, чтобы полюбоваться трофеем. Теперь, когда первая часть задачи была выполнена - зверь изловлен, они поняли, что вторая часть задачи – приручить зверя, не в пример труднее.
И в самом деле, как сделать ручным животное, которое слов не понимает, пищу добывает самостоятельно и вообще не нуждается в чьих-то руках? Дискуссия, быстро исчерпав познания мальчишек в области одомашнивания диких животных, принялась торить новые направления: о животных вообще и о кошках в частности. Очень скоро Димка задал вопрос, на который ответить было так же трудно, как и на вопросы о том, почему самолеты не падают, а корабли не тонут.
- Итак, - произнес Димка, уперев кулаки в бока и с неподдельным «научным» интересом глядя на ящик, под которым шипел и фыркал котенок, - итак, - повторил он, - умеют ли кошки плавать?
Сережка не знал слова «итак», но предположил, что кошки плавать не умеют. Свою гипотезу он обосновал тем, что между собаками и кошками идет непримиримая борьба. Они вообще во всем не похожи. Собаки при этом плавать умеют и делают это охотно и даже с удовольствием. Кошки наверняка и в этом отличны от собак, плавать не любят и даже, наверное, не умеют.
Димка выслушал рассуждения приятеля с самым скептическим видом и заявил, что подобного рода идеи, может быть, и имеют право на существование, но только не для серьезных исследователей. И предложил, пользуясь наличием лаборатории (Родник) и подопытного животного (котенок), провести научный эксперимент. Сережка, не колеблясь, согласился, а котенка они спрашивать не стали, «чтобы не нарушать чистоты эксперимента», как заявил Димка.
Бросить котенка в воду оказалось труднее, чем изловить. В конце концов, это удалось – при этом пострадали и без того исцарапанные руки, и еще один нос украсился малиновым росчерком кошачьего когтя. Но эксперимент внезапно вышел из-под контроля, и организаторы опыта сами стали подопытными. Как только юные экспериментаторы добились своего, а испытуемый зверь оказался в воде, они тут же разбежались в разные стороны и спрятались в зарослях бурьяна, как это обычно делал котенок. Они прятались в бурьяне друг от друга, от котенка и еще от чего-то – невыносимого и жгучего, как крапива. Это нечто жгло, неумолимо преследовало и гнало их в пыльные заросли.
Только создав угрозу чужой жизни, пусть даже кошачьей, пусть всего лишь одной из девяти кошачьих жизней, мальчишки вдруг поняли, что натворили. Возможно, сейчас они впервые в жизни ощутили нечто тяжелое, бескомпромиссное и беспощадное, хорошо знакомое людям взрослым, - ответственность. Если бы сейчас над ними вдруг зазвучал чей-то бесплотный голос – «Адам, где ты?» - они бы ничуть этому не удивились, а только бы принялись глупо и нелепо оправдываться, валить вину друг на друга и на котенка и заливаться слезами…
Однако ничего подобного не произошло, и никакие внезапные и горькие переживания не смогли победить любопытства; из своих душных убежищ, где экспериментаторы безнадежно прятались от ответственности, они украдкой наблюдали за котенком: а вдруг..?
Котенок плавать действительно не любил, но умел; ведь любить и уметь вовсе не одно и то же. Котенок уплыл по воде, как убегал в бурьян – а убегал он в заросли травы стремительно, оставляя за собой только медленно тающее облачко пыли. Он выбрался на другой край ямы, быстро и решительно отряхнулся и умчался в заросли, на прощание не одарив экспериментаторов даже взглядом через плечо. А они с облегчением, не перемолвившись ни единым словом, разошлись по домам. Только через некоторое время – еще очень нескоро – они смогут сдержанно рассуждать о навигационных качествах диких кошек, стараясь при этом ничем не выдать своих переживаний, связанных с тем, как они приобрели подобную осведомленность.
На следующий день первая Димкина мысль была о Роднике. Он вскочил с кровати, натянул шорты, мимоходом умылся из ведра и заспешил к Роднику – третий водоем все еще был новостью, да и случиться у Родника за ночь могло что угодно. И что угодно таки случилось.
К шуму насосной станции добавились еще какие-то посторонние звуки, и Димка сорвался на бег. Он мог распознать любой сельский шум на слух, но сейчас, уже угадывая происхождение посторонних звуков, Димка не хотел верить своим догадкам – он все еще надеялся.
Там, где вчера бил Родник, темнела свежая груда земли, а еще там стоял экскаватор – тот самый, который вырыл яму на солончаке. В кабине сидел экскаваторщик – тоже тот самый, курил папиросу и поглядывал в яму. Вокруг ямы стояли и сидели люди в брезентовых робах и тельняшках, они тоже курили папиросы и поглядывали – то в яму, то на экскаватор, то – с прищуром – на солнце. А Родника больше не было.
Там, где вчера прозрачная вода пошевеливала в своей незначительной глубине камешки и выбрасывала фонтаном песчинки, был разрыт неопрятный котлован с блестящими следами клыков экскаваторного ковша на склонах. На дне котлована в маслянистой блестящей грязи виднелись две реликтового вида трубы. В одной из труб зияло небольшое отверстие, у которого по колено в коричневой жиже хлопотал еще один человек в брезентовой робе, тельняшке и с папиросой, прилипшей к нижней губе. Порыв трубы, обычное дело, подумаешь! Димка повернулся и побрел вдоль Канала к Лиману. День стремительно терял всякие перспективы; да что день? – вся жизнь была лишена любых перспектив...
У Лимана Димка повстречал Сережку, потом еще кого-то, и потом они все вместе играли в старом сейнере, много лет назад намертво вросшем в прибрежный песок. День постепенно выровнялся, потек своим обычным широким потоком, в котором было все, и всего было достаточно, и не хватало в нем теперь только одного – Родника. Потом этот день слился с другими днями, и как-то незаметно вышло так, что Родник, которого теперь уже не было, все-таки существовал, и где-то в потоке Димкиного времени, который непрерывно тек из будущего в прошлое, Родник, как и прежде, пошевеливал в своей прозрачной глубине камешки и выбрасывал вверх фонтанчики из песчинок.
2014 г.
ID:
518600
Рубрика: Проза
дата надходження: 21.08.2014 07:10:01
© дата внесення змiн: 16.09.2016 09:53:26
автор: Максим Тарасівський
Вкажіть причину вашої скарги
|
