Отцы и деды

(быль)

«Чуден  Днепр  при  тихой  погоде…»    Когда  смолкает  гул  лебедок,  визг  блоков,  а  из  динамика  подводной  связи  перестает  доноситься  бульканье  воздуха  и  доклады  водолазов,  щедро  сдобренные  матом.  Солнце  клонится  к  горизонту,  и  это  означает  конец  очередного  рабочего  дня.  Он  у  нас  ненормирован:  работаем  все  светлое  время  суток,  даже  обедаем  по  очереди,  чтобы  не  прерывать  процесс.  А  уж  если  начался  подъем,  то  и  ночь  не  помеха  –  до  победного  конца.  Выходных  тоже  нет:  вместо  них  я,  как  руководитель  судоподъемной  экспедиции,  потом  напишу  от  руки  справки  о  полагающихся  отгулах.  Это  заменит  премии,  вознаграждения,  бонусы,  которых  не  добавят  к  обычной  береговой  зарплате.
Этим  вечером  мы  как  раз  подняли  носовую  часть  баржи,  и  теперь  она  покоилась  на  стропах,  подвешенных  к  главным  гакам    (каждый  по  200  т)  плавкрана  «Судоподъем-2».  Из  отсеков  судна  потихоньку  уходила  вода,  процесс  обещал  затянуться  до  утра,  спешить  было  некуда.
Баржу  утопили  мостостроители.  Очень,  видать,  торопились  сдать  объект  –  шикарный  мост  через  Днепр,  немного  выше  Херсона,  кто  ездил  в  Крым  из  Одессы  и  Николаева,  тот  в  курсе.  Собственно,  барж  утопили  две,  равномерно  распределив  по  разным  берегам  реки.  Начали  мы    с  левобережной:  она  поменьше,  метров  семьдесят  длиной,  если  разрезать  пополам,  за  два  подъема  можно  было  управиться.  Разрезали  быстро:  приподняли  нос  за  «ноздри»  (якорные  клюзы),  протащили  до  миделя  режущий  строп  –  двойной  стальной  канат  диаметром  в  руку,  зацепили  на  два  гака  и  –  вира!  Примерно  так  продавщицы  советских  времен  резали  на  бруски  огромные  глыбы  сливочного  масла,  только  использовали  тонкую  проволоку.  У  нас  –  не  масло,  но  при  нагрузке  в  200  тонн  стальные  листы  обшивки  толщиной  восемь  миллиметров  рвутся,  что  газетная  бумага.  Зрелище  не  для  слабонервных:  и  скрежет  душераздирающий,  и  закрученные  в  спираль  куски  металла,  бывало,  пролетали  над  головой.    К  счастью,  все  мимо.
Уже  отделенную  носовую  половину  судна  остропили  и  стали  поднимать  после  полудня.  Подъем  –  это  всегда  интересный  момент:  из  воды  показывается  то,  что  до  этого  мог  видеть  только  водолаз  (если  он  вообще  что-то  видел  –  вода  в  Днепре  хоть  и  чище  дунайской,  но  редко  видимость  в  ней  превышает  полметра).  Очень  часто  поднятое  судно  открывает  свои  сокровища:  сундуки  с  золотыми  дублонами,  драгоценное  оружие  и  прочие  скелеты.  Но  это  в  кино.  У  нас  все  проще:
             Ржавый  остов  -  вот  награда,
             Кладов  нынче  не  сыскать.
             Небольшая,  скажем,  радость
             Пароходы  поднимать.
Тем  не  менее,  сюрпризы  не  исключены.  Вот  и  в  этот  раз  не  успела  из  воды  показаться  открытая  горловина  люка,  как  из  нее  выткнулась  здоровенная  усатая  голова.  Сом!  Потенциальный  бомж  быстро  сообразил,  что  по  мере  подъема  урез  воды  на  наклонной  палубе  все  отдаляется,  вытолкнул  жирное  (что  впоследствии  подтвердилось)    тело  из  горловины  и  пополз  к  спасительной  среде  обитания.  А  от  нас,  сгрудившихся  на  палубе  "Судоподъема",  до  него  -  полоса  воды  метров  восемь.  Стон  разочарования  готов  был  вырваться  из  открытых  ртов,  но  тут  оказалось,  что  в  жизни  всегда  есть  не  только  место,  но  и  время  для  подвига.  Валентин,  матрос  плавкрана,  ухватившись  за  вспомогательный  гачОк,  прыгнул  за  борт.  А  поскольку  гачок  был  подвешен  к  грузовой  стреле,  которая  как  раз  нависала  над  поднятой  баржой,  то,  описав  дугу,  Валя  приземлился  (термин  неправильный)  на  палубу,  прямо  перед  торжествующей  уже  мордой.  (Так,  если  верить  кинематографу,  летали  пираты  во  время  абордажных  боев).  Но  даже  этот  удачный  маневр  еще  не  гарантировал  победного  исхода  сражения:  шансы  противников  были  примерно  равны.  Быстро  смекнув,  что  голыми  руками  сому  ничего  не  докажешь,  Валя  крикнул  нам:  «Лом!».  Быстрее  получилось  найти  пожарный  багор,  бросили  его  на  баржу,  и  таким  образом  вооруженный  матрос  сумел  показать  этой  рыбе,  кто  из  них  царь  природы.
Сома  доставили  на  камбуз,  взвесили  (16  кг)  и  вручили  коку.
И  вот,  наконец,    можно  продолжить  тот  теплый  майский  вечер,  когда  и  Днепр  чуден,  и  настроение  после  подъема  приподнятое,  и  сом  в  жареном  виде  будоражил  воображение  невероятными  ароматами.
             Вот  сом  -  грудь  колесом.
             Под  белым  бы  соусом
             Ел  бы  его  два  дня...
             А  если  бы  он  меня?
Еще  радовались  возможности  выбраться  из  тесной  кают-компании  на  свежий  воздух.  Вокруг  тарелок  с  рыбой  начали  громоздиться  домашние  яства,  благо  экспедиция  в  самом  начале,  не  все  успели  съесть.  И,  главное,  выпить!  Против  этой  морской  традиции  бессилен  не  только  начальник  экспедиции,  но  даже  капитан  судна.  Водолазы,  матросы,  мотористы  весело  занимали  места  за  большим  столом.  Особую  группу  составляли  аксакалы-такелажники.  (Водолазам  по  достижении  50-летнего  возраста  положено  уходить  на  пенсию,  но  они  вместо  этого  идут  в  палубные  работники,  обеспечивают  водолазов  «сверху».  Кто  лучше  них  знает,  каково  там,  под  водой?)
Юра,  водолаз  второго  класса,  коренастый  крепыш,  несмотря  на  вечернюю  прохладу  -  все  еще  голый  по  пояс,  ловко  опрокинул  в  рот  стопочку  первака,  вслед  улетел  стручок  маринованного  перца-огонька.  Повеселев  и  ободрившись  еще  больше,  обвел  взглядом  честную  компанию,  выбирая,  об  кого  бы  почесать  язык.  Выбор  пал  на  Николая  Ивановича,  пожилого  (как  и  мне  тогда  казалось)  такелажника.  Тот  как  раз  колотил  своим  (куриным,  конечно)  яйцом  об  угол  столешницы.  Поясницу  его,  поверх  байковой  рубашки,  обтягивал  «противорадикулитный»  пояс,  правое  предплечье    обмотано  эластичным  бинтом…  Возраст,  однако.
 -  А  что,  Иванович,  стопочку  игнорируем?
Иванович  отмахнулся:  я,  мол,  свое  уже  выпил.
-  А  закутался  чего,  неужто  зябко?  –  не  унимался  Юра  -    хмель,  видать,  вступил  в  контры    с  традиционным  в  морской  среде  уважением  к  старшим.
Иванович,  насупившись,  молчал,  надеясь,  что  квашеный  огурец,  который  как  раз  оказался  в  руках  молодого  невежи,  на  какое-то  время  перекроет  тому  орало.
Но  очередь  огурца  еще  не  наступила.
-  Эх  вы,  старички,  -  расходился  Юра,  не  обращая  внимания  на  неодобрительные  взгляды  окружающих,  -  водку  им  нельзя,  острое  –  не  можно,  жирное  –  ни  в  коем  случае…  Ты  на  меня  глянь:  стопка  –  раз!  перчик-  два!  огурчик  -…
Тут  наступил  долгожданный  перерыв  в  вещании.  Николай  Иванович  усмехнулся  бы  в  усы,  если  бы  носил  их,  а  так  он  просто  усмехнулся:
 -  А  ты  знаешь,  откуда  берутся  такие  больные  старики,  как  я?
Мы  все  превратились  во  внимание.
-  Ну,  откуда?  –  прожевал  свой  огурец  Юра.
 -  Такие  больные  старики,  как  я,  -  здесь  Николай  Иванович  сделал  паузу,  -  берутся  из  таких  молодых  дураков,  как  ты.

адреса: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=935047
Рубрика: Лирика любви
дата надходження 26.12.2021
автор: Дантес