НЕ ПОНИМАЮ.

НЕ  ПОНИМАЮ.  

Часть  вторая  «Корни».  Карташовы-Поветкины.
…………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………
Читаю  о  голодоморе,  о  совдеповском  терроре  и  думаю,  где  же  в  это  время  была  моя  семья?  Почему  прабабке  с  прадедом  удалось  вырастить,  выучить,  определить  «на  свои  хлеба»  пятерых  детей,  обрабатывать  (вдвоем)  пять  гектаров  сада  и  два  гектара  огорода,  обслуживать  хозяйство,  где  были:  и  козы,  и  свиньи,  и  корова,  и  тяжеловоз  Ветерок  (и  это  живя  в  городе,  в  то  самое,  что  ни  на  есть,  совдеповское  время).  Пахали  не  разгибаясь,  молились,  отмечали  праздники,  да  как!  Помню  Пасху.  Мне  тогда  было  лет  семь.  Прабабушка,  Карташова  Анна  Алексеевна  (в  девичестве  Поветкина,  дочь  купца…)  пекла  куличи  и  рассказывала  о  своей  молодости  и  семье,  в  которой  росла.  Но  всё  так  весело,  без  патетической  грусти.  Как  вижу  её  сейчас.  Печь  натоплена  жарко-жарко,  она  высокая  статная  (ей,  в  то  время,  лет  шестьдесят  было)    в  белоснежной  нижней  сорочке  и  широкой  темно-синей  юбке,  разгоряченная,  румяная,  с  точёным  профилем,  густые  темно-каштановые  волосы  разделены  на  прямой  пробор  и  собранны  в  тугой  узел,  а  мелкие  прядки  выбились  из  причёски  на  висок,  усыпанный  меленькими  росинками  пота  (ну,  вылитая  Аксинья  из  «Тихого  Дона»),    ловко  сажает  в  печь  пасельницы  (так  у  нас  называли  формы  для  выпечки  куличей).  А  они!  Самая  большая  –  с  меня  ростом  (я  была  тогда  самой  младшей  в  семье  и  все  шутили,  что  мол,  смотри,  не  вздумай  в  пасельницу  влезть,  не  заметят,  не  дай  Бог,  начнут  опару  закладывать  –  насмерть  перепугаются).  И,  ха-ха-ха.  Прабабушка,  шикнет:
-  Тсс!  Раскудахтались,  ишь  ты,  тихо!  Дедушка  молится…
Я  тихонько  сползала  с  высокого  дивана,  с  круглыми  откидными  подлокотниками  и  красивым  зеркалом  в  резной  оправе,  на  цыпочках  бежала  в  дальнюю  комнату,  где  молился  мой  прадед  Карташов  Иван  Васильевич.  Мне,  ребенку,  он  казался  нереальным:
лысоватый,  худенький,  с  окладистой  седой  бородой  (он  был  лет  на  семь  старше  своей  жены),  прямым  носом  (не  знаю,  чего  вдруг,  так  врезался  его  «нос»  в  память),  и  необыкновенно  лучистыми  светло-бирюзовыми  глазами.  Он  всегда  меня  замечал,  прерывал  молитву,  оборачивался  и  улыбался:
-  Ну,  что  ты,  деточка?
-  А  кто  это?-  я  тыкала  в  какую-нибудь  икону  пальцем.
-  Иди  ближе,  расскажу…
Дедушка  брал  меня  на  руки,  и  поднимал  прямо  на  высоту  иконостаса.  Вокруг,  горели  свечи,    пахло  «небом  и  Богом»  –  ладаном  (правда,  я  тогда  этого  не  знала,  и  для  меня  этот  запах,  был  запахом  неба).  Дедушка  мне  рассказывал  какую-нибудь  библейскую  притчу,  ставил  на  пол,    и,  говорил:
-  Ну,  всё  беги,  пострелок  (почему-то,  он  всегда  меня  называл  «пострелком»,  «деточкой»  или    «лялькой»).  Не  мешай.  Молиться  нужно  в  тишине  и  наедине.
-  А,  когда  в  церкви  людей  много?
-  А,  всё  равно,  каждый  в  своей  тишине…
-  А,  если  я  тихонько  рядом  постою  «в  своей  тишине»?
-  Так,  ить  не  сможешь,-  улыбается…
И,  правда,  надолго  «моей  тишины»  не  хватало,  я  убегала  туда,  где  пахло  «жизнью  и  Пасхой»  -  куличами  и  ватрушками…
-  А  жили  мы  тогда,  на  Пушкинской  –  море  через  дорогу…
Это  бабушка  (мамАня,  как  звали  её  в  семье),  рассказывала,  очередную  байку  молодости:
-  В  ноябре,  перед  постом,  приезжал  царский  приказчик,  делать  «ЗАКАЗ  НА  ГОД»!  В  дом  не  заходил,  ему  стелили  во  дворе  ковёр,  ставили  большое  старинное  кресло  в  красном  бархате  и  подавали  икру  на  серебряном  подносе  в  хрустальной  вазочке  со  льда.  Приказчик  долго  перемешивал  «чёрное  золото»  серебряной  ложечкой,  приподнимал  грудки  и  ссыпал  назад,  потом,  нюхал  и,  наконец,  пробовал.  Вся  семья  (прапрадед  с  женой  и  их  пять  дочерей)  стояли  вокруг  ковра  затаив  дыхание,  а  приказчик,  перекатывал  языком  икру  от  одной  щеки  к  другой,  жмурился  и  говорил:
-  Хороша!
Прапрадед,  Алексей  Михайлович  Поветкин,  не  выражая  особенных  эмоций,  подавал  ему  белоснежный  накрахмаленный  батистовый  платок.  Приказчик,  прикладывая  платок  ко  рту,  произносил:
-  Ну,  что  же,  подпишем…
Всё!  Это  был  огромный  праздник  в  семье!  Отец  давал  «мамАне»  денег:
-  Ну,  Анька,  беги  к  Павловым  за  вином.  Да,  скажи,  что  мы  «подписали»,  пущай  не  шельмят!
-  И,  вот  бегу  я  домой,  -  вспоминает  «мамАня»,  -  а  лужи  уже  все  приморозило,  так  и  хочется  по  скользанке  проехаться!  Не  удержалась.  И,  эх!  Как  раскачусь!  Как  грохнусь!  Хорошо,  что  не  разбилась  бутылка,  да  только,  половина  вина  вытекло  (пробка  выпала).  Что  делать?!  Отец  строгий  –  страх!  Смотрю,  а  рядом  колонка    -  городской  водопровод,  недолго  думая,  доливаю  воду  в  бутылку  с  вином,  и  домой  (кататься,  как-то  сразу  расхотелось).  Принесла,  поставила  на  стол,  сама  -  на  печь…  Сижу  там  не  шелохнусь,  жду…
Отец  зовет  всех  к  столу,…  а  я,  «сплю»,  значит  –  «не  слышу».  Садятся  без  меня.  А  я  –  ни  жива,  ни  мертва  на  полатях  затаилась.  Слышу,  отец  плеснул  себе  и  матери  вина,  крякнул:
-  Ить,  шельмец  таки,  Павлов!  Анька,  ты  ему  говорила,  что…
-  Тихо,  Алёшенька,  спит  дитё…(видно,  мама  все  поняла)
-  Ну,  ладно,  дорогие!  Слава  Богу,  подписали  поставку  –  будем  жить!
Но,  год  на  год  не  приходился  –  бывало  по-разному.
-  Ма,  а  помните,  как  мы  хотели  быть  «курортными»,  шляпы  нарядили,  в  бутылочку,  вместо  «сельтерской»,  чаю  налили,  и  на  пляжжж.  Каждые  пять  минут  Ляльку  (младшую  из  сестёр,  ей  тогда,  чуть  больше  двух  лет,  было)  поили,  подзывая  «токая»  и  «акая»  «на  московский  манер»:  «Лялечка,  а  идзи  водичку-то  попей,  жара-то,  небось-то».  
Хохочут.
Это  уже  моя  бабуля  (мамина  мама  Антонина  Ивановна,  в  семье  «Наточка»),  вспомнила  «смех,  да  и  только»  из  юности.
-  А,  помните,  как  мама  нас  катала,  по  морю  на  своей  юбке?  Круга  не  было,  а    дети  «курортников»  все  на  кругах…  Мама  юбку  свою  с  одного  краю  свяжет  и  воздухом  её  наберет,  как  пузырь!  И  нам  –  хорошо!
А,  это  -  бабулина  сестра  вспоминает,  Лидия  Ивановна  Карташова.
И  так,  все  по  очереди…  между  делом.  А  куличи  зреют  –  пахнут  и  во  двор,  и  на  улицу.  Младшим  уже  и  белки  венчиком  взбивать  дали  (так,  чтоб  без  дела  не  сидели  –  дело-то  ответственное).      Как  я  старалась!  Как  взбивала!  Как  хотелось  быть,  такой  же  взрослой,  как  все!
Что  есть  сегодня  у  моей  дочери?  Всё.  Или,  почти,  всё:  куча  шмоток,  игрушек,  книжки,  комп,  куклы,  телик,  кружки…
Но  будет  ли  в  ней  такая  память,  как  опора,  основа  –  не  знаю…  
Я  стараюсь  делать  так,  чтобы  была.  А  в  моём  детстве  никто  не  старался  -  всё  это  было  непроизвольно  и  восхитительно  сказочно!  Нас  было  много.  Мы  были  вместе.
…………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………

адреса: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=226559
Рубрика: Очерк
дата надходження 05.12.2010
автор: Это_я_Алечка