| Сторінки (1/6): | « | 1 | » |
Вчера стояли на остановке. Было холодно, но весело. Я опять опоздала из-за него на автобус, и теперь мы мерзли - усиленно делая вид, что являемся просто друзьями - чтобы мамины подруги не засекли мою раздолбанную неформальную любовь. Болтали о его бывших, о моем институте. В конце концов, речь зашла о работе. И он меня буквально убил.
-Как мне все надоело. Надоела эта работа. Хочу подумать вернуться обратно на терминал.
Я кивнула, улыбнулась…и врубила. Мозг обработал информацию.
-Так значит ты там работаешь только потому, что Настя заставила?
-Нет! Ты что?!
-Все это нужно в первую очередь тебе, а не мне!
Холодно, моросит дождь. Мимо проезжает четыре пожарки.
-взрыв бытового газа, - сухо констатирует он принюхавшись.- Опять придется тащиться туда.
Он пытается обнять меня, но я поворачиваюсь боком, и папка для работ разделяет нас.
-Все это в первую очередь нужно тебе…
Включаю плеер - играют «Крылья» - если вырастут крылья за спиной - я хочу чтобы были белыми.
А он делает глаза кота из Шрека и запевает старую песню. Как он меня любит, он меняется ради меня, он такое только для Х. делал и прочее.
Я молчу. Я знаю наизусть все его приемы. Они меня уже не пронимают. Я слушаю музыку и не обращаю внимания на его нытье.
Мы заходим в автобус. Треки меняются и я слышу о чем он там стонет:»Ты самая лучшая…»
-Коть, а скольким девушкам ты это говорил?...
По моим подсчетам их у него было как минимум двадцать…
-Только тебе, - не моргнув глазом, говорит он.
Сзади сидит подруга мамы, и я жестоко пресекаю все его попытки коснуться меня.
Его остановка.
-Тебе пора.
Он печально смотрит. Хочет, чтобы я его поцеловала? Нет.
Он выходит. Я отворачиваюсь и смотрю в темноту.
Тебе уже 22 года. Ты совсем большой. Однако я в свои 16 добилась гораздо большего. Тебе пора срывать с небес звезды, а ты копаешь земляных червей. Не мне все это нужно, а тебе. Я художник, а доход художника не отличается большим количеством нулей и стабильностью.
Ты гораздо взрослее меня, но не стремишься вперед. Тебя все устраивает.
Я не могу пойти с тобой в музей, кафе, кино… Хожу с подругами и парнями подруг…
Для меня достаток не главное, но кем ты себя видишь через 5 лет?
Я слишком требовательна?
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=92972
рубрика: Проза, Стихи, которые не вошли в рубрику
дата поступления 16.09.2008
Крепость Ахарант.
30 ноября.
«Здравствуй мой дорогой отец. Наконец я выделил время для того, чтобы написать тебе.
В крепости все просто великолепно. Я был счастлив вырваться из-под контроля нашей гувернантки и мрачных залов замка. Здесь нет каких-либо надзирателей, поэтому я абсолютно свободен.
С нежностью вспоминаю, как ты мне рассказывал о чудной игре под названием Война. В этой крепости идет именно такая игра. Всё, что ты мне рассказывал об этой игре, оказалось правдой. Я счастлив, что именно ты все так хорошо придумал. Однако, я хотел бы спросить: почему все то время в замке меня держали практически взаперти. Ведь я общался только с тобой и гувернанткой.
Ну ладно, можешь не объяснять. Тех знаний, которые ты мне давал вполне хватает.
Отец, ты был прав, когда говорил, что люди неблагодарны, что они не видят всего того хорошего, что для них делается. Я постоянно слышу, как люди ропщут на меня и говорят, что с Войной уже пора покончить. Что множество людей гибнет от голода и ранений.
Что это такое – гибнут? Я никогда раньше не слышал такого слова от тебя.
Мне странно, что люди какие-то необычные. Мрачные и злые. Ведь ты говорил, что Война нужна для того, что бы люди отдохнули.
Меня зовут. Спасибо, отец, что отправил меня на Границу, где идет Война.
Твой сын, Рачирд.»
10 декабря.
«Вот, снова пишу тебе.
Несколько дней назад в крепость пришли беженцы из Горной крепости. Говорили, что она пала, и что они единственные, кто спасся. Я попытался их отправить обратно, но люди попадали на колени и расползлись по всей крепости. Я оставил все как есть. Ведь еды вдоволь, да и Война понарошку. Это игра, и я уверен, что ты все продумал.
На днях собирали Совет, и Иольф просил подкрепления. Говорил, что Враг после того, как разберется с крепостью Датакан, ударит по нам. Мол, Враг бьет по всем позициям и долго нам не продержаться.
Еще Иольф говорил, что мне пора посмотреть правде в лицо. Что Война не игра и нужно предпринимать действия по спасению людей.
Что-то случилось. Прощай, отец.
Рачирд.»
12 декабря
- Бедный мальчик. Отец совсем заморочил ему мозги. Он думает, что война это игра, придуманная отцом, и что опасаться нечего.
Крепкие пальцы с силой сжимают карандаш. Протяжный хруст. Грифель сыплется на карту.
- Этого и следовало ожидать. Ведь старый маразматик держал его взаперти, никому не показывал. Сам всему учил сына. Но я уверен, что скоро иллюзия спадет, и Рачирд поймет, как его обманывали. Он очень крепкий. Не то, что его отец.
- Надеюсь… Надеюсь… Встретимся на Совете.
Иольф.»
23 декабря.
«Дней десять назад Враг подступил к самым стенам, и я впервые смог увидеть его армию. Она просто чудовищна. Тысячи людей окружили крепость. Они расставили палатки и жгут костры. У Иольфа есть подозрения, что с ними есть как минимум один шаман. Остается надеяться, что они не найдут подземный канал с водой.
Также они привели громадных неповоротливых животных и баллисты. В первый же вечер они совершили обстрел огромными горящими шарами, однако стены выдержали. А моим лучникам оставалось лишь печально наблюдать за нападением, поскольку даже из своих невероятных трех метровых луков, установленных в нишах, они никого не достали.
На утро я проснулся от страшного рева. Животные попытались пробить стены, но лишь оставили свои кишки на частоколе. Да и лучники от души повеселились. Впрочем. Это проблемы противника.
В этот день я впервые увидел кровь. И Смерть. Мне так и не объяснили: действительно ли умер этот солдат или только притворился. Отец, в мою душу закрадываются сомнения. А всё ли правда?
Оставим это...
Через несколько дней подтвердились опасения Иольфа. Шаманов было много, но заклятие сотворили лишь пятеро. Это был кислотный дождь. Однако наши монахи доказали, что не зря едят свой хлеб. Они что-то создали, и дождь как бы натолкнулся на невидимый барьер.
А теперь о главном. Отец, теперь у меня есть замечательные друзья! Барон Джаст и его сестра Нари. Они раньше управляли Датаканом, но после того, как крепость пала, пришли сюда. Они такие замечательные! Особенно Нари. Она просто красавица! Я влюбился в нее с первого раза. К тому же она великолепно владеет мечом и арбалетом, а Джаст превосходный стратег. Теперь целыми днями я в их компании. Вместе мы нанесли несколько мощных и очень хитроумных ударов. Они рассказали мне столько всего нового!
С внезапно вспыхнувшим голодом мы почти справились. Ты все-таки все хорошо продумал.
Но теперь я считаю, что Мир самая интересная игра. Тем более теперь у меня есть Нари. Отец, мне кажется, что Война затянулась.
Может пора ее закончить?
С надеждой, Рачирд.»
25 января.
«Отец, я получил твой гневный ответ.
А теперь услышь меня. Услышь слова одного из тех немногих, кто выжил.
Враг нашел канал и теперь в крепости стремительно уменьшались запасы воды. Вспыхнула чума и оспа. Людей мы теряли десятками, и даже монахи ничего не могли предпринять. Улицы и дома наводнили трупы, стремительно гниющие от жары. Первой время мы просто-напросто скидывали тела со стен, но очень скоро солдат стало не хватать и мы все оставили как есть.
Целых пять дне шел постоянный обстрел шарами огня, и изредка с небес падали сверкающие шаманские молнии. Одна из таких попала в келью, где собрались для молитвы монахи. Мы потерли всех. В дух солдат начал стремительно падать. Они не верили, что смогут продержаться.
Ночью, когда все спали, стены потряс самый сильный удар, а потом наступила тишина. Так прошло несколько дней. Я начал уже беспокоится, и на Совете предложил выслать ночью из замка шпиона. Однако, вызвалась Нари, а вместе с ней и Джаст. Несмотря на все мои попытки не допустить этого, Совет одобрил их кандидатуры. Нари тогда рассмеялась, что ничего не произойдет, и скоро они придут, а после поцеловала.
В полночь я выпустил их через потайной ход. Глупец! Почему я допустил все это. Почему так долго верил, что Война не настоящая, понарошку? Почему я был так глуп?!
На утро Враг начал военные действия. Люди просто озверели! Животные пытались разнести стену в дребезги и гибли. Следом карабкались солдаты. Прямо по трупам своих же мертвых товарищей! Я впервые видел подобное. В их глазах я видел только глухую ненависть и злобу.
После очередного удара стена не выдержала. Получилась громадная дырища, в которую повалили войны противника. Я отослал большую часть своих воинов и всех лучников защищать проход. Через несколько часов пришло сообщение, что все лучники мертвы. Шаманы постарались на славу.
До сих пор как во сне вспоминаю тот день. Враг так и не смог прорваться в крепость.
Наступила ночь. Джаст и Нари так и не пришли. Я почувствовал неладное.
Следующий день был не настолько ожесточенным. А вечером оказалось, что осталось в живых не более одной восьмой всех людей и воинов. Я понял, что еще один день нам не продержаться.
Отец! Как ты мог послать меня, нас на это! Зачем?
Но все вопросы позже…
Поздно ночью я выскользнул крепости, от которой остались одни руины, и отправился на поиски моих друзей. Искать пришлось не долго. Их тела были нашпигованы стрелами и прибиты к деревьям.
Тогда, наверное, я и обезумел. Я метался по лесу и, по-моему, кричал. Я не знаю, что спасло мой разум от разрушения, но утро, настигнувшее меня в крепости, принесло мне какое-то облегчение. А после пришел гонец, и сказал, что Иольф умирает. У него было ранение, и, по-видимому, в рану попала грязь. Он умирал от заражения крови.
Я пришел к его смертному ложу. Окна были занавешены темными тяжелыми шторами. В воздухе стоял отвратительный запах гниющей плоти. Рука уже почернела, а из раны непрерывно тек белый гной. Иольф весь осунулся, но глаза по-прежнему были ясны. Он долго смотрел на меня.
- Я вижу, ты, наконец, все понял?
-Да.
Мой ответ был краток.
- Я должен рассказать тебе всю правду.
И он рассказал. Рассказал, что ты начал эту Войну и многое другое. Что весь этот ужас от твоей всё уничтожающей жадности. Ты не смотришь по сторонам, а идешь на пролом. Стремишься к достижению собственной цели, но не думаешь о других. Что ты за человек, отец?
Вскоре он закончил, И я с ужасом увидел в его глазах лик смерти.
Я ушел. И тем же днем встретился с Главным Врагом и заключил мир. Да, отец, Война окончена, и гонец несется с радостной вестью по всем городам на пути в замок. Не спеши рвать письмо и срочно собирать армию. Ты уже ничего не изменишь.
Чувствуешь, как смерть протягивает к тебе свои костлявые руки. И ты правильно принюхиваешься к сладковатому запаху, который так похож на духи. Мне его подарил Главный Враг, и сказал, что я знаю, как его применить. Эта бумага пропитана ядом. Он действует через кожу и ты будешь парализован. Да, многие говорят, что яд – это оружие женщин, но иначе ты все испортишь.
Отец, ты заснешь летаргическим сном, и тебя похоронят в фамильном склепе. Не надейся на пышные проводы. С этим письмом я выслал другое, с нужными указаниями. А потом ты проснешься, погребенный в каменном гробе. Ты будешь день за днем умирать в камне. Это моя месть, за все эти смерти.
Это все ты виноват! Я не хотел всего этого! Но я благодарен смертям друзей. Они раскрыли мне глаза. Запомни: война не бывает понарошку. Война не может быть игрой. Войну не воспевают и не восхваляют.
Война-это не игрушки.
Прощай, отец. Сколько писем я заканчивал именно так…»
Рачирд.»
12.11.06 г.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=92688
рубрика: Проза, Стихи, которые не вошли в рубрику
дата поступления 14.09.2008
Воть..Начинаю большое самостоятельно произведение.Буду выкладывать потихоньку))Надеюсь на Вашу критику
Пролог.
Он осторожно ступал по толстому слою листьев и грязи. Раскисшая земля делала за него половину работы. Где-то далеко в небесах до сих пор слышались тоскливые раскаты грома, сопровождающие ливень, недавно пронесшийся над лесом. Следы человека, за которым гнался Милле, были отчетливо видны, ну, а остальное приложится.
Он улыбнулся. Рука любовно сжала широкий зарутский кинжал. Совсем близко и совсем скоро. Человек очень устал. Это показывают тяжелые, глубокие следы, еще свежие. Милле рассчитывал догнать свою жертву через пару часов. Он шел быстро, изредка срываясь на бег. Предположительно ему удалось опередить других охотников на день-два, что было просто великолепно. Он отклонил широкую ветку ели и остановился. В лесу царила абсолютная тишина. Это было очень подозрительно. Охотник решил пока остаться на месте и постараться не выдать себя. Он достал флягу и отпил из узкого горла немного прохладной воды. Когда фляга вернулась на свое место в сумке, Милле услышал тихий, очень тихий треск ломающихся веточек. Он спрятался за широкий ствол и начал наблюдать.
Внезапно он увидел то, что вызвало панику на несколько мгновений. В чаще появился высокий силуэт черного кожистого животного. Граххенн… Узкая черная спина покрывалась листами гладкой кожи, абсолютно не пробиваемой почти по всему длинному телу. Это чудовище обычно обитало глубоко в лесу, в самых темных оврагах, куда не заглядывает луч солнца. Милле впервые видел Граххенна. Были очень редки случаи, когда изголодавшийся Граххенн выходил из пропахшего гнилью сердца Северного леса. Однако все знали, что эта тварь слепа, но обладает великолепным обонянием и слухом. Охотник осторожно, стараясь не шуметь, сжал в руке припасенный как раз для таких случаев пузырек с прозрачной как слеза жидкостью. Теоретически зелье напрочь убивало все возможные человеческие запахи.
Граххенн направился к ели, за которой прятался замерший Милле. Тварь поравнялась с охотником и повела узкой клиновидной головой с маленькими серыми глазками и длинными клыками. Зелье действовало, и только благодаря этому он еще не заметил Милле. Однако животное искало не его. Оно ткнулось носом в следы человека, за которым гнался Милле и долго вдыхало запах. После, тварь стремительно вскочило на длинные жилистые лапы и направилось по следу. Вскоре чудовище скрылось среди широких стволов деревьев.
Милле не мог поверить глазам. Граххенна кто-то направил по следу человека. Охотник едва мог представить настолько влиятельную и жуткую личность, что смогла приручить и заставить выполнять приказы эту тварь. Мужчина сглотнул горькую слюну. У него появился соперник, и какой…
Выждав на всякий случай несколько минут. Охотник осторожно вышел к следу и замер, но Граххенн, судя по всему не собрался возвращаться. В любом случае он должен был идти дальше. Милле осторожно пошел дальше, но не снимал руки с кинжала, хотя великолепно понимал, что при встрече с Граххенном ему не поможет почти ничего. Проклиная себя за потерянное время, он перешел на бег и стремительно проносился между деревьев. Теперь он уже не боялся столкнуться с чудовищем, поскольку Граххенны очень быстро бегали, поймав след. Человек обречен, но охотник должен был постараться успеть.
В лесу вновь появились звуки. Птицы выводили затейливые трели, порхая с ветки на ветку. Солнце не по-осеннему тепло прогревало воздух, отчего мужчина быстро вспотел. Через некоторое время Милле устал и вновь перешел на быстрый шаг. Охотничья интуиция вела его по следу, и мужчина теперь мог подумать. За Элианом он гнался уже несколько недель. Ему сопутствовал небывалый успех. За все это время он не встретил ни одного настоящего охотника, а дилетантов ничего не стоило устранить с дороги. М-да, Элиан был птицей высокого полета. Почти все охотники королевства бросились искать его по приказу короля, который назначил за любое доказательство его смерти просто чудовищное по меркам войны вознаграждение.
Однако уже полгода никому не улыбнулась удача. Многие мастистые охотники либо не возвращались из поиска, либо оставили его через несколько месяцев. Однако первых было больше. После, к Охоте приступили различные любителю. Ну, с ними разговор любого охотника был недолог. Нож под лопатку и в овраг. Высокая смертность среди тех, кто отправился по изредка появляющемуся в лесной глуши следу постоянно поднимала размер вознаграждения. Милле приступил к охоте позже всех, когда другие охотники отошли от Охоты. Однако он слышал, что на охоту вышел и сам Гёрисен. Что ж, жертву настигнет наиболее талантливый.
Милле остановился. Герисен мог вызвать много проблем. Однако он, так же как и остальные остался далеко позади. Милле вновь двинулся, но четким размеренным шагом. Он вернулся к следу и на ходу внимательно изучал его. Следы были очень глубоки и вязки. Милле бы первым охотником, который смог загнать самого Элиана. Двигаясь за ним вот уже пять дней, охотник настолько измотал его, что тот уже даже не маскировался. Милле усмехнулся. После того, как кто-то послал Граххенна у Элиана точно не было шансов выжить.
Где-то далеко вновь прогремело и листья на деревьях задрожали. Идти было легко: свежий очень воздух бодрил и колкий, не по-осеннему холодный ветер подгонял вперед. Высоко, среди густо переплетенных ветвей опасливо пела невидимая птица. Лес был наполнен вроде бы обычными звуками, но охотник чувствовал в них испуг. Что то впереди взволновало птиц и Милле увидел, как небольшие стайки с громким писком взмывали в серое темнеющее небо и скрывались из вида. Среди широких стволов пронеслось некое животное. Дробный перестук копыт эхом отразился в ушах мужчины.
Он накинул на лицо платок и двинулся на странный звук впереди. Ладонь любовно обвила рукоять кинжала. Охотник нырнул в густую тень и теперь шел невидимый для человеческого взгляда. Внезапно он увидел нечто странное. Следы Элиана также погружались во тьму, но они были размазанные. В некоторых местах было видно, что он падал и продвигался дальше почти ползком. Отчетливые следы узких ладоней грязными отпечатками застыли на стволах деревьев. Элиан был даже ближе, чем думал Милле. Он выдохся и очень скоро познает ужас настигнутой жертвы. Все его чувствуют….
Милле подошел к кромке хорошо освещаемой полянки. Среди первых весенних одуванчиков стоял спиной к охотнику парень. Он копался в подранном узле и никак не мог, что-то найти. Грязная, безвозвратно испорченная одежда свидетельствовала о долгих неделях странствований, но это был не профессионал. Где-то в глубине души Милле облегченно вздохнул: он был слишком близок к цели, и внезапные помехи могли отсрочить его встречу с Элианом. Охотник бесшумно подошел к парню, который его даже не заметил, и приставил узкое лезвие к горлу. Незнакомец замер, его руки опустились, и он испуганно прошептал:
- Гёрисен! Я не хотел… Я не знал, что ты так быстро дойдешь… Честное слово. Отпусти и ты больше меня не увидишь! Гёрисен?!
- Нет. На твое несчастье ты встретил не Гёрисена. Но, ответив на несколько моих вопросов, ты, возможно, заслужишь свободу, - вкрадчиво прошептал Охотник.
- Милле? – Голос парня задрожал.
- Именно. А теперь вопрос первый: когда и где ты встретил Гёрисена?
- Э-э-э, два дня назад, на перевале. Милле, я думаю, мы сможем договориться. У меня есть золото, много золота.
- Оно мне не нужно. Вопрос второй: как и почему ты оказался здесь?
- Разве ты не слышал? Извини! Король накинул пару сотен на вознаграждение за Элиана, но, правда, приказал привести его живым… Вот я и подумал, почему бы мне не пойти, испытать удачу. Награда давно перевалила за две тысячи золотых. – Незнакомец вел себя уже понаглее, руки перестали дрожать.
- Удача отвернулась от тебя. Извини, ничего личного…
- Нет!!!
Милле перерезал парню горло и отскочил, чтобы не забрызгаться кровью. Незнакомец захрипел и медленно повалился на землю. Изумрудная, все еще мокрая от дождя трава окрасилась в красный цвет. Охотник опустился рядом с медленно холодеющим трупом и взял узел, в котором копался незнакомец. Он был действительно крепко завязан и мужчина просто вспорол толстую ткань. Оттуда посыпались различные вещи. Милле стал копаться среди них. Он никогда не видел ничего плохого в том, чтобы обчистить труп. Незнакомец был мертв и все эти вещи уж точно ему не пригодятся. Что-то сверкнуло среди вещей. Это был золотой медальон с изображением огромного медведя, склонившимся перед шакалом. Фамильный герб рода Черных Медведей, издревле служащих роду Шакалов, королевскому роду.
Милле понял, почему Герисен отпустил парня. Наследник рода Черных Медведей. В какой-то момент он почувствовал даже сожаление от того, что он так быстро убил парня. Он все равно не мог составить конкуренцию в поимке Элиана… Что ж, сделанного не вернешь. В любом случае звери уничтожат все следы этого маленького недоразумения. Милле нащупал небольшой мешочек и вытащил, чтобы получше разглядеть. В мешочке было около пятидесяти золотых. Огромные деньги, на которые охотник мог прожить в столице ни в чем себе не отказывая месяц, и еще останется на дешевую выпивку в придорожном трактире. Мужчина забрал деньги и положил в свой мешок рядом с медальоном. Все остальное абсолютно не представлялось ценным. У парня даже вода кончилась.
Милле встал. Где-то во тьме леса, почуяв кровь, пронзительно завыл желтый волк. Отвратительная помесь собак, волков и шакалов с равнин. Мелкие, с желтоватой шерстью, они не боялись людей, были очень наглы и плодились с быстротой крыс. Еще одни жуткие обитатели Темного леса, затаившиеся до наступления наилучших времен. Одна за другой тени с парами горящих желтых глаз мелькнули и скрылись. Они не нападали. По-видимому, зелье до сих пор уничтожало все запахи.
Милле поспешил уйти с поляны. Его мысли захватил Герисен. Парень совсем недавно виделся с ним, а значит, он несколько ближе, чем думал Охотник. В открытой схватке с Гёрисеном он вряд ли выстоит, хотя может взять и хитростью. Милле усмехнулся: хитрости у него было полно, а в этой жизни выживает наиболее изворотливый. Они давно соперничали за право называться лучшим, но ни один никогда не вырывался вперед. Герисен был младше. Только двадцать восемь, когда как Милле было уже за сорок. Король, казалось, не замечал их внутреннего соперничества, но условно лучшим считался он, Милле. Год за годом он, Герисен и несколько десятков других Охотников год за годом служили на этого самовлюбленного ублюдка, их короля, очищая Херминен от преступников, предателей и шпионов, особенно сильно расплодившихся именно сейчас. Почему? Никто не мог дать ответ, а он и Герисен умело использовали ситуацию для своего спора. Милле улыбнулся, подумав о Его Величестве шакале.
Почему-то в этот момент он задумался о значении шакала на гербе вот уже многие поколения в королевском роду. Отчасти, Разар, король этого проклятого богами Херминена, сам напоминал шакала. Старого, умелого и невероятно опасного, хотя ему только-только исполнилось шестьдесят. Очень жестокое правление, абсолютная нетерпимость к преступникам, особенно к предателям, и невероятная привязанность к Наделенным, собственно говоря, из-за которых вот уже несколько столетий то начинается, то вновь приостанавливается резня между Севером и Югом, держали все королевство вечно готовым к любой прихоти Его Величества.
А шакал по-прежнему скалился на всех со стены королевского зала, сверкая рубиновыми глазами.
Трава тихо шелестела, навевая смутные воспоминания, успокаивая душу. Позади была слышна возня, визги и поскуливание. Волки дрались за лакомый кусочек наследничка. Через каждые несколько метров были видны следы когтей, словно Граххенн во время прыжка отталкивался одними когтями, не долетая до земли. Милле постоянно останавливался, чтобы внимательнейшим образом изучить следы зверя и Элиана. На удивление Охотника, тварь все же останавливалась, словно потеряв цель. Об этом свидетельствовали глубокие отпечатки огромных лап в грязи, где следы Элиана прерывались. Сзади послышался громкий вой и шум волчьей драки. Мужчина прибавил шаг.
Милле чувствовал, что на душе поднимается чувство торжества, ведь именно он чуть больше года назад обнаружил этого подонка Элиана на окраине Великого леса. Когда он на него наткнулся, то не мог поверить в такую удачу, так как он был без сознания, словно его просто кто-то выкинул здесь, как поломанную игрушку. Милле, не будь идиотом, сразу повез свою находку в столицу. Элиан был врагом номер два для Херминена и Разар несказанно обрадовался приезду Милле с ним. Охотник помнил, как тогда беспокоился насчет того, что он будет с Элианом, когда тот очнется. Вопреки всем волнениям, он действительно несколько раз пробуждался, но вновь погружался в тяжелый сон, при этом он ничего не понимал и даже не помнил своего имени. По приезду во дворец, Охотник со спокойной душой сдал Элиана в горячие объятия пыточной камеры и, забрав свои деньги, отправился по всем злачным заведениям и горячим девочкам.
Жаль, что ему удалось сбежать…
Так за раздумьями и воспоминаниями, Милле прошел несколько километров. Внезапно из себя его вырвал жуткий вой насмерть перепуганного и смертельно раненного животного. Охотник запоздало подумал, что этот вой не может принадлежать волкам. Слишком долгий, громкий, пробирающий. Эхо пронеслось в глубь леса, спугнув всю живность в радиусе нескольких десятков километров. Некое шестое чувство толкнуло мужчину, и он, не разбирая дороги, устремился на источник воя. Внезапно, следом за первым раздался второй, менее громкий, но с нотками невероятной боли и страдания, однако не принадлежащий к первому. Милле побежал быстрее, ему нужно было найти хотя бы самое маленькое доказательство смерти подонка, если это конечно он кричал.
Уже позже Милле спрашивал себя: почему он так сглупил, почему поддался эмоциям, непростительным таким профессионалам как он? В какой-то момент мокрый грунт ушел из-под ног и Охотник провалился в глубокую яму. Грудь пронзила острая боль, и он потерял сознание. Когда он очнулся, то не сразу обрел способность видеть. Он лишь чувствовал, что лежит на спине в чем-то липком и горячем. Милле с трудом открыл глаза и увидел высоко над собой ветви деревьев и маленький, недосягаемый кусочек голубых небес. Он попытался пошевелиться и с ужасом увидел толстый кол, торчащий из груди в ореоле поломанных ребер и подсыхающей крови. Позвоночник был серьезно поврежден. Охотник понял, что свалился в банальную, старую, медвежью ловушку. Он бы заметил ее, если бы не спешил. Непонятно почему, но Милле анализировал обстановку. Он давно понял, что ему не выбраться, так как ловушка была старой, края осыпались…
Милле понял, что умирает. Тьма уже подбиралась к сознанию, путая и без того тяжелые мысли. Охотник из последних сил цеплялся за те маленькие крохи, что остались от его бессмысленной жизни. Вверху, на краю ловушки появилась некая фигура. Это был худой, изможденный мужчина, который, к тому же шатался. У него были некогда белоснежные, а теперь грязные и спутанные волосы - печать неповиновения. Он упал на колени и склонил голову над распростертым внизу Милле. Мужчина из воздуха сотворил сухую розу, при этом болезненно схватившись за шею. Роза упала на грудь Охотнику. Милле сделал невероятное усилие и взял в окровавленную ладонь цветок, который внезапно, как только коснулся листочком крови, распустился и позеленел. Острые шипы вонзились в ладонь мужчины. Он почувствовал аромат пившего кровь цветка и улыбнулся:
- Элиан? Вот мы и встретились…- Милле заметил позади Элиана новое лицо. Незнакомец стоял в тени деревьев, а бывшая жертва даже не замечал его, слишком ослаб. Это тоже был Охотник. - Прости… - Он увидел, что Элиан упал на край ловушки, лишь тонкое запястье торчало над ямой, над распростертым на земле Охотником.
Тьма окончательно заполнила сознание и Милле умер. Тихо и спокойно, а главное – счастливым, как мечтал.
А незнакомец медленно, слегка покачиваясь, подошел к ловушке и рассмеялся.
Глава 1.
Сознание возвращалось ко мне медленно, не спеша. Голова болела, во рту пересохло, горло драло. В данный момент хотелось только лежать и ничего не делать, но ни первого, ни второго мне не суждено было сделать. Я вспомнил, что сознание потерял на холодной земле Северного леса, а под моей спиной была отнюдь не грязь. Рука неудобно задрана. Очень медленно я открыл тяжелые веки и увидел над собой облупившийся от сырости потолок. До того, как он зарос плесенью и прочей сопутствующей растительностью. Он был весьма хорош. Кое-где были видны гипсовые цветы и следы фресок изображающих гибель великого Дариона Завоевателя, весьма почитающегося среди слуг Тьмы. Именно он, спустя двадцать лет кровопролитной войны между Одаренными во время Первой Великой Войны наконец собрал разрозненные силы Детей Тьмы и нанес сокрушительный удар Югу, однако сам погиб. Его прямо во сне зарезал Раб Света по имени Рео, в последствии прозванного Убийцей Тьмы. Однако Рабы Света превратили эту отвратительную историю в прекрасную историю о победе Света над Тьмой.
Рабы Света видят только то, что сами хотят узреть…
Я нащупал спиной стену и облокотился о холодную стену. Рука оказалась пристегнутой к широкой трубе протянувшейся вдоль всей стены стальными браслетами. На мое удивление, при дальнейшем рассмотрении оказалось, что я не в темнице, а в средних размерах комнате, и, чего я точно не ожидал, дверь была открыта, и на пол моего нынешнего места заточения падал красноватый свет множества свеч. Снаружи туда-сюда сновали бесчисленные слуги с подносами, тряпками и прочей ерундой.
При дальнейшем рассмотрении оказалось, что ноги мои аккуратно перевязаны, тело отмыто и одето в свежую одежду. Я никак не мог понять куда попал. Вроде и дворец Разара, но я далеко не в теплых объятиях местных палачей, от одного только воспоминания о которых передергивало. Странности, да и только…
Мимо двери пронесся кругленький лысый человечек. Внезапно он остановился и пристально посмотрел на меня. Я в свою очередь улыбнулся своей самой обворожительной улыбкой. Он хмыкнул и побежал дальше. М-да, мое врожденное очарование его не проняло. Однако спустя несколько минут в комнату вошел высокий мужчина с длинным лошадиным лицом и серебряным подносом в руке. Представитель местной прислуги. С учтивым выражением лица он поставил поднос на влажный каменный пол и отошел в сторону.
- Мне приказано принести вино господину.
Господин? Где? Покажите!
- Ну, так неси. – Я звякнул браслетом о трубу. Слуга сделал шаг назад.
- Я не могу подойти к вам, господин. Меня заранее предупредили о возможных последствиях.
Он меня боится даже прикованного! Я собой горжусь. По-видимому, здесь обо мне ходит громкая слава.
- Так. Ты притаскиваешь свой дешевый поднос, за который я и медяка не дал бы, - Вру. Поднос сделан из чистейшего серебра. – и даешь понять, что я, словно какой-то раб должен на коленях ползти к нему только из-за того, что ты меня боишься, мальчик?
От последнего слова мускул на лице мужчины дернулся, но он никак не отреагировал на колкость. Что ж, я вполне мог назвать его мальчикам, так как при всем том, что ему было, наверное, около шестидесяти, столетий пять я точно уже прожил. Почему-то точного ответа на этот вопрос у меня не было.
- Если господин хочет вина, то встанет и возьмет. – Он резко развернулся и вышел из моей миниатюрной темницы, оставив меня один на один с тускло блестящим подносом, на котором стоял высокий бокал и черными тенями, пляшущими свой таинственный танец на стенах комнаты.
Я, наплевав на гордость, встал на колени и, осторожно ведя браслетом по трубе, коснулся пальцами подноса. Еще маленький шажок, небольшое усилие и вожделенный поднос попал ко мне в руки. Я судорожно обхватил стройную ножку и жадно приник к бокалу. Вино, если честно, было похоже на ослиную мочу, но это лучше, чем ничего.
Спустя минуту я понял, что меня обманули. Я понял, что не имею власти над своим телом. Конечности ослабли, потяжелели, словно налились свинцом. Глаза сами закрылись, но я успел заметить, как в комнату вошли двое стражников. При всем своем желании я не мог противиться. Оставалась магия, но в последний момент я вспомнил последствия использования сил на поляне, когда вдруг из кустов выскочил Граххенн. Я смог его отогнать знаком Силы соединенным с руной на теле твари. Я отчетливо помнил каждый миг.
Граххенн оскалил зубы. Медленно и уверенно направился ко мне. Низкое рычание выводило мой смертный приговор.
- Не помнишь своего хозяина?!
Я потянулся знаком Силы к руне. Зверь в неуверенность остановился, припал на передние лапы и заскулил, как побитая собака, но потом вновь встал и еще громче зарычал. Я направил все силы на одну эту руну. Руну Уничтожения. Граххенн ударил меня лапой, увенчанной ореолом смертоносных когтей по ноге и склонил свою жуткую пасть надо мной, капая слюной на лицо. В этот момент кожа на загривке твари лопнула. Зверь взвыл от боли и испуга, но из пасти хлынула кровь, заглушая вой. Он упал на землю и лежал так, слабо дергая лапами, пока не умер.
Я отполз подальше и подумал, что все кончилось. Ошибся.
Подействовал знак Неповиновения. Боль стиснула мою голову стальным обручем, сдавливая шею и череп. Похоже, в тот момент я закричал, а потом потерял сознание…
Я почувствовал, как стражники щелкнули ключами и моя рука, наконец, была свободна. После они подхватили мое легкое тело и потащили из комнаты. Ноги слегка ударились о порог. Я погрузился в ледяной океан из самых различных звуков особенно чутко воспринимавшимися после потери зрения. Слуги шарахались в стороны. Испуганно перешептывались. Кто-то уронил поднос и он с оглушающим грохотом покатился по каменному полу. Пару раз меня весьма ощутимо встряхнули, а потом пальцы моих голых ног коснулись мягкого меха, и все звуки стихли мигом. Такую тишину обычно называют мертвой. Меня кинули на холодное кресло, и оковы вновь сомкнулись, но уже на обоих запястьях и лодыжках. Я затаил дыхание.
Зрение, наконец, стало проясняться и первое, что я увидел, была красная, как кровь роза на массивном дубовом столе. Она сиротливо застыла на пустой поверхности стола, словно оставленная сотни лет назад. Но ее положили сюда недавно, и тот, кто это сделал сидел напротив меня и улыбался.
Старый шакал вновь поймал меня.
- Разар! Какая встреча! Не прошло и полугода. По-видимому, его величество соскучился по мне.
Рука в стальной перчатке врезалась мне в левую скулу. Я почувствовал, как горячая кровь заструилась по щеке.
- А вот и Фален Стальная Ладонь. Тебе не пора на отдых? – Я уставился на высокого лорда Фалена в стальных доспехах на груди, которых был выгравирован огромный черный медведь. В его длинных каштановых волосах виднелись седые пряди, на смуглом лбе выступили капли пота, а глаза уже потеряли былой блеск и живость.
Кулак лорда вновь отправился на горячую встречу с моей щекой.
- Не надоело марать перчатку? Глядишь и заржавеет.
Стальная Ладонь опять замахнулся, но его остановил оклик Шакала.
- Довольно, Фален. Мне с ним еще поговорить надо. Хватит ковер пачкать. А ты, Элиан, как и в прошлый раз остер.
- Да. Правда, в прошлый раз условия были менее приспособлены для культурной беседы.
Я исподлобья глянул на лорда.
- Как тебе вино?
- Хочешь предложить мне нормальный напиток, а не ту мочу?
- Нет. Обойдешься. Я хотел из первых рук узнать о сковывающем зелье, подлитом в вино. Полезная вещь. Особенно в нашем с тобой случае. Охотник брал его с собой, дабы успешно довести тебя до моего дворца. Однако он почти не понадобился. По неведомой нам причине, ты вновь прибыл в мой чертог в бессознательном состоянии.
- Если не секрет, то кто сей счастливец, что получил за меня столько денег?
- Отчего ж нет? Гёрисен. Можешь выходить.
Из-за двери выскользнул сам Гёрисен. Он, в отличие от смуглых южан, отличался светлой кожей и темно-русыми волосами. Я встретился с его ледяными глазами взглядом и вздрогнул. Что-то шелохнулось в памяти. Он прошел через весь зал и встал около окна, всматриваясь в очертания ночного города.
- Сейчас придет Верховный Маг с ученицей. А мы пока с тобой побеседуем.
Я с интересом начал осматривать зал. Он был не больших размеров, но богато оформлен. Рельефы из мрамора были покрыты позолотой. На полу лежал богатый белоснежный ковер из лисьего и соболиного меха. Я с удивлением отметил, что все, включая короля и стражников, были в шелковых тапочках, дабы не испортить это великолепие, распростершееся на полу. По всему залу были повешенный хрустальные канделябры с мириадами свеч, чей мигающий свет, причудливо отражаясь от хрусталя, миллионами бликов скользил по покрытым сочными фресками стенам. По всюду висели портреты предшественников Шакала в золотых рамках. Огромные окна обрамлялись шторами из голубых шелков в несколько слоев.
А Разар начал свою «беседу».
- Узнаешь цветок?
Я прослушал слова и мой робкий вопрос звучал в нынешней обстановке неуместно.
- Что?
Стальная Ладонь огрел меня по затылку.
- Слушай, когда король говорит с тобой! – прогремел лорд
- Хватит руки распускать! Дайте мне только освободиться, и боюсь до благополучной старости вы, милорд, не доживете.
- Ты кому угрожаешь! – нахмурился Фален.
- Успокойтесь оба. Я спрашивал: узнаешь ли ты розу.
- Нет,- без колебаний ответил я. – Я что, по-вашему, каждый сорняк знать должен?
Наш разговор прервал приход немолодого, длинного мужчины с козьей бородкой. На вид я дал бы ему лет сорок пять. Он был облачен в струящуюся мантию, как это не банально, белого цвета. Следом за ним в приоткрытую дверь скользнула «ученица». Девица была ярко накрашена и в почти прозрачном платье. Я не удивился, если бы она помимо магии промышляла проституцией. Но фигурка у нее, если честно, была ничего. Гёрисен глянул на нее хмурым взглядом, фыркнул и вновь уставился в окно.
- Мы пришли, ваше величество.
Мужчина вместе с девушкой поклонились. И, к моему удивлению, Разар в стал со своего обитого бархатом кресла, которое в никакие сравнения не шло с его знаменитым янтарным троном, и поклонился магам. Хотя удивляться здесь было особенно нечему. Херминен и его короли издревле славились практически поклонением Рабам Света, называя их Одаренными. Именно из-за них Юг начал тотальное уничтожение Севера и Детей Тьмы. Благо хоть небесный замок оставался нейтральным. До Дариона Завоевателя Детей Тьмы практически уничтожили. К этому приложились многие знаменитые герои Юга. Например, такие, как Асон Светлый, и, мой тезка, Элиан Войн, который был северянином, но все равно уничтожал Детей Тьмы. Но однажды он бесследно исчез и о нем больше никто не слышал. Благодаря Дариону Север смог встать с колен и нанести ответный удар.
Так же, я, наконец, смог рассмотреть самого Разара. Он был крепок, даже накачан. Его длинные черные волосы были подвязаны золотой тесьмой, а в ухе золотое кольцо. На нем были бархатные штаны и простая грубая рубашка. Руки были крепки, и я не сомневался, что при желании он сможет ими меня спокойно придушить. Он обхватил девушку за талию немного сжал рукой ее ягодицу. Она засмеялась, но не отодвинулась.
- Рабы Света, - шепнул я.
- Здравствуй, Элиан. Какая встреча! Второй раз за этот год. – Маг притворно улыбнулся, будто и не заметил моей колкости.
- Мда. Но в прошлый раз условия для разговоров были не те. А сейчас в самый раз.
- Не спорю. Но что случилось с тем Элианом, который громил наши войска и раскидывал повсюду свои розы? Который был неуязвим для нас несколько столетий, а тут вдруг уже дважды тебя привозят к нам без сознания.
- Это длинная история, Дагт.
- Ничего. У нас вся ночь впереди. Все и расскажешь.
- С чего это вдруг?
Но маг не ответил мне.
-Ваше величество. Сейчас Саури осмотрит его на предмет магии, и мы сможем приступить к разговору.
Король нехотя отпустил Саури. Он был уже несколько лет одинок, а наследниками до этого не обзавелся. Народ с напряжением следил за Разаром боясь, что если он умрет, Херминен разорвет борьба за корону.
Саури подошла к моему каменному креслу, к которому меня приковали, и начертила руну Правды. Вся магия на моем теле мгновенно вспыхнул сочным багрянцем. Она коснулась моих уродливых обесцвеченных волос, как клеймо выделяющих меня в толпе. Такие знаки делались, чтобы человек ни на минуту не забывал о наказании.
- На нем знак Презрения, совершенно не опасный для нас. – Она коснулась шеи. – Знак Неповиновения. Он практически полностью блокирует использование магии. На шее уже четыре кольца, свидетельствующих о незначительном использовании сил. Пятое оторвет ему голову.
- Саури. Будь так добра - сними их. Нам он нужен целым.- Маг налил себе в хрустальный бокал вина и отпил. Я с жадность за ним наблюдал.
- Ладно. – Девушка просто провела по шее острым ногтем и перешла дальше. – На правой ладони знак Силы. Я не могу о нем узнать больше. Вроде все. – Саури как бы невзначай коснулась моего паха и мило улыбнулась.
- Хорошо. Перейдем к делу. Для начала ответь на мой вопрос: ты узнаешь цветок. – Разар гнул свое.
- Да нет же!
- Ладно, но Гёрисен думает иначе. Прошу тебя. Говори.
Гёрисен выплыл из-за шторы и взял с высокой вазы, что стояла у стены зеленое сочное яблоко. У меня аж слюнки потекли, а в животе требовательно заурчало. Охотник надкусил фрукт и облокотился о расписанную стену. Я заметил, что он был в серых потрепанных сапогах, и я не удивлюсь, если с приезда в столицу он их ни разу не снимал. Он заговорил и мне стало противно. У него был тихий сладкий голос, которым он завораживал слушателей. Саури отошла от мага и прижалась всем телом к Гёрисену. Я прочитал на его лицо тень омерзения.
- Совсем недавно я освободился от очередного задания и был далеко на Юге, когда услышал, что уже несколько месяцев идет активная травля Слуги, - он прервался, что бы откусить еще кусок яблока и сок потек по его подбородок. Если честно, то я уже давно привык к этому, ходившему по Херминену и другим королевствам прозвищу, но меня по–прежнему коробило. Гёрисен посмотрел на меня своими ледяными прозрачными, как горное озеро, глазами и вновь продолжил разговор.- и я, естественно, тут же выехал к границе Северного леса и долгое время слонялся по приграничным деревушкам, собирал всю необходимую информацию. После я обследовал сам лес и вскоре наткнулся на следы Элиана и Милле. Я отставал от них на день, но не спешил. Кто то выпустил на охоту граххенна и я решил не рисковать шкурой. В принципе, всю работу за меня сделал Милле. Он банально загонял Элиана.
В день, когда догнал их, произошел неприятный инцидент. Я наткнулся на человека из рода Черных Медведей. По-видимому, это был внук Фалена. – Гёрисен бросил на стол медальон и окровавленную нашивку. Ну и скорость у этого парня. – У этого человека от уха до уха было перерезано горло.
Все уставились на меня. Повисла мертвая тишина, которую потревожил лишь глухой скрежет перчатки, сомкнувшейся на моем горле.
- Полегче, мне горло еще пригодится.
Железо еще сильнее впилось мне в кожу.
- Что скажешь в свое оправдание, Элиан? – мягко спросил меня Разар.
- Не виновен. Свой нож я поломал, когда отбивался от волков. Да и в тот момент у меня сил чтобы идти не хватало, не говоря уже о перерезании чужих глоток.
- Хорошо. Мы тебе верим.
-Что! – вскричал Фален.- Он убил моего внука!
- Это действительно не он. Я обнаружил лишь следы Милле. Это он убил твоего наследника, возможно, не узнав в пылу охоты.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=92687
рубрика: Проза, Стихи, которые не вошли в рубрику
дата поступления 14.09.2008
Я смотрел на ее гладкие, словно шелк, ножки закинутые одна на другую. Острая лакированная шпилька впивалась в пушистый, какой-то слишком детский, ковер. В одной руке она держала тонкими, с красными ноготками, пальцами изящный мундштук, а другой поправляла янтарные локоны, обрамляющие красивое декольте…
-Госпожа, расскажите мне немного о себе. Откройте для меня душу, впустите в самые сокровенные тайны, в поступки, которыми вы гордитесь.
Ее кошачьи зеленые глаза впились в меня.
-Зачем, Селен?
Я терпеть не мог, когда меня называли по имени. Оно напоминало мне о прошлом, но если Виктория* приказала…
-Я должен настроиться, прежде чем подарю вам поцелуй Любви*.
Я улыбнулся своей самой обворожительной улыбкой, но Алиса лишь недовольно поджала полные красные губки.
-Что ж, я расскажу вам свои самые лучшие поступки.
Она удобно устроилась в громоздком, слишком помпезном кресле – на лице не осталось и тени былого раздражения – и, накручивая золотистый локон на палец, начала рассказывать. В комнате царил вязкий полумрак и от свечей по стенам протянулись длинные черные тени. Я вслушивался в ее бархатный голос.
- Я не буду рассказывать как я познакомилась с этим мальчиком, это не главное. Гораздо интереснее то, что последовало за нашим знакомством. Мальчик жаждал славы. Стань видным деятелем. Хотел власти. И я помогла. Я сделала из этого заморыша личность. Вытащила из грязи и усадила на кресло… Это не важно. В любом случае он стал очень известен, а главное, как и хотел, получил власть.
Я поймал себя на том, что нервно кручу в пальцах маленький карандаш. Что это за женщина, что смогла поднять простого паренька как говорится, из грязи в князи! Да и в высших чиновьих(?) кругах Города есть лишь одно кресло… Опасная личность.
-Я подарила ему власть, богатства, красивую жизнь. А потом я все это отняла. – Она улыбнулась. – Нет, он не забыл меня. Напротив – осыпал бриллиантами, дарил меха... Дело в другом. Его политика. Законы, которые он предлагал и которые, самое ужасное, поддерживались, были не по душе моим друзьям. Мальчик стремился помочь беднякам, хотел приструнить Организацию перетягивающую на себя власть. Создать новую систему, в которой урезались бы возможности Священников.
Глупец, невольно подумал я, многие Священники в последнее время старались не нарушать законы, создали специализации. Многим самим не нравился тот беспредел, который возник после Смутных лет. Особенно на этот процесс немало повлияли и Джонни*. Приятный парень.
- Мальчик хотел приструнить и Ночные дома*.
А вот об этом я и не знал. Все-таки нашелся храбрец, рискнувший покуситься на власть Ночных домов. Быть может по этой причине к нам приезжали Поль* с Сандрой*. Тогда Виктория еще пригласила того Священника. Андрея*, если я не ошибаюсь.
- Его бесило, что Темный Город подписал с вами и другими домами сделку. Ты даже и не представляешь как расстроились мои друзья. А ведь такой хороший мальчик был, такие надежды подавал…
Ему захотелось помогать всем этим отбросом. Он покусился на святая святых Города – установленные порядки. И я вернула его в родное болото. Нашли козла отпущения*, который якобы убил Серого Джека. Привязали к этому делу мальчика и те, кому он так стремился помогать, отвернулись от него. Люди сбросили его с вершин, и он вновь стал никем, куском грязи. Я вернула его с небес на землю и исчезла. Навсегда.
Алиса потянулась за шампанским - наманикюренные ноготки звякнули о фарфор бокала. А я думал. Точнее лихорадочно соображал. Что она такое несет?! Я попросил рассказать ее те поступки, которыми она могла гордиться. Все самое замечательное в ее жизни.
И ужасная догадка начала постепенно материализоваться…
-Послушай эту историю. Она мне особенно дорога… - Ее голос дрогнул, но спустя мгновение она взяла себя в руки и продолжила рассказ. – Я очень любила этого человека. До безумия. Он смог пленить мое сердце… Он был художником. Его удивительные, даже волшебные полотна, поражали красотой и реалистичностью.
Конечно они поражали красотой и реалистичностью. Так сложилось, что на весь Темный Город приходится лишь семь художников. И это на шестнадцать миллионов человек! Никто не знал с чем это связано, но художники быстро, за каких либо пять шесть лет после восемнадцатилетия(?) погибали. Даже несмотря на запреты Ночных домов причинять им какой-либо вред. Не помогли и попытки одаривать поцелуями Любви и прочими особенностями. Художники Города получали сумасшедшие деньги даже за простые наброски, жили в достатке, ничем себе не отказывая, но все как один в двадцать три, в лучшем случае двадцать шесть, умирали, а на смену им появлялись другие. Ими создавались великолепнейшие полотна, но страшной ценой. Даже в простой этюд художник вкладывал частичку своей души. А на громадные полотна, быть может, целые куски, с мясом вырванные из сердца. Творение оживало, а сам художник постепенно умирал морально. Становился злобным, эгоистичным, или же флегматичным и безэмоциональным(?). Пока от него не оставалась лишь бренная плоть, телесная оболочка. Но потом и она умирала…
А Алиса между тем продолжала свою историю.
- Я была его музой. Он рисовал только ради меня и только для меня. Так прошли чудеснейшие два года. А потом он мне надоел. Надоел его картинки, фанатичный огонь в глазах. Он ни в чем мне не отказывал, но я лишь больше скучала. Через некоторое время на специальном обследовании ему сказали, что остался лишь год. Он в отличие от других совершенно не деградировал морально, хотя создавал по картине в месяц. Тогда он решил написать меня. В полный рост.
Алиса почему то засмеялась. Меня от ее смеха передернуло, спина враз вспотела. Каким то шестым чувством я знал конец истории.
- Спустя три месяца, в течение которых я ему ежедневно позировала, он закончил картину. Я помню тот день. Была страшная ночь. На улице грохотало, косые дождевые струи разбивались об огромные витражи. Он стоял, пошатываясь, с черными кругами под глазами, с ввалившимися бледными, покрытыми щетиной щеками, перемазанный маслом и смотрел на свой шедевр. А я смотрела на него. С немым обожанием, сумасшедшей любовью, которую вновь пробудил его фанатизм, уничтоживший былую скуку. Но он смотрел лишь на картину, а в глазах угас былой огонь. Я молча сошла с мраморного куба, на котором позировала, молча оделась – он не обращал на меня внимания. Я обняла его, со спины, как он любил, и лишь тогда он повернулся ко мне. В его глазах не было ничего кроме всепоглощающей тьмы – ни огня, ни фанатизма, ни любви. И эта тьма убила во мне что-то. Теперь я чувствовала лишь сосущую пустоту.
Я внимательно смотрел в ее остекленевшие глаза. Вокруг кресла Алисы метались черные тени. На улице уже была ночь. Время охоты. Я смотрел на ее мраморное, безразличное лицо, на острую шпильку, и чувствовал сковывающий меня ужас, который я никогда не чувствовал даже в Смутные годы когда на представителей Ночных домов велась охота всей Организации.
- Я отчетливо помни этот момент. Я взяла бутылку с разбавителем – он безучастно смотрел на мои действия – и плеснула на картину, на свой практически оживший портрет, на свои золотые локоны, зеленые глаза… И ушла. За спиной раздался выстрел. А утром его нашли возле уничтоженной мной картины с пистолетом в ледяной руке. Меня тогда пригласили туда, расспрашивали. А я лишь смотрела на уничтоженную картину. На моего мертвого возлюбленного, на мириады осколков одного из витражных окон, разбитого бурей. На черную кровь на белоснежных стенах…
В глазах Алисы мелькнули слезы, а потом появилась сталь и немая ненависть.
- Тебе хватит Селен?! Я рассказала тебе о тех поступках, которыми горжусь! – в ее голосе был вызов.
Наконец оцепенение прошло, и я смотрел на это страшное чудовище под прекрасной маской красивейшего лица. На настоящую вампиршу.
- Я внимательно слушал тебя, Алиса. Но так и не понял – чем ты гордишься. Ты рассказала о боли, причиненной другим. Ты эти гордишься?
Она засмеялась.
- Глупенький мой вампирчик, наивный Селен. Конечно же, этим!
- Но что хорошего в твоих поступках? – я проглотил «глупенького вампирчика» и, не отрываясь, смотрел на нее, вложив в свой взгляд всю ненависть.
- Как чем. Я преподала им урок! Они жили в квазиидеальном мире своих надежд и мечтаний, за иллюзорной стеной, отгородившись от остального мира. Кому был нужен мой мальчик с его утопическим миром, с его стремлением улучшить жизнь. Возродить Темный Город. Кому был нужен мой художник с его картиночками, с его огнем, с его душевной силой.
Она не искренне не понимала причин моего вопроса.
Я встал во весь рост. Моя тень полностью накрыла Алису, и она мелко задрожала, словно увидела что-то жуткое в моих глазах. Я мог с легкостью убить ее или одарить поцелуем Боли*, но я лишь прошел мимо к маленькому столику.
-Вот твой миллион кредитов. Я расторгаю сделку. И не смей даже появляться в каком-либо из Ночных домов. Самолично порву на куски.
Я бросил на столик несколько золотых пластиковых карт, и, в последний раз взглянув на это чудовище, прыгнул в раскрытое окно. Ветер Темного Города подхватил меня, и я устремился на сильных крыльях к Виктории. Дождь кончился, и пахло свежестью вперемешку с пылью. Черные улочки с тускло блестящими лужами стремительно проносились подо мной. На небе завис узкий бледный серп месяца, редкого гостя в Городе.
Мне показалось, что я услышал истошный крик Алисы
Красивое имя.
Что ж, Алиса. Тебе не требовался поцелуй Любви. Ты и так была вапмпиршей. Прекрасной и беспощадной. Но ты не вгрызалась в чужие артерии, не пила горячую кровь. Ты поступала хуже. Ты уничтожала чужие мечты. Рушила воздушные замки. Ты пила чужую боль, стала бездушным монстром. Убивала души, вонзаясь в самое дорогое.
А я разбил твои мечты. Раз и навсегда.
Разве это не прекрасно?
Примечания:
Виктория-глава дома вампиров
Поцелуй Любви – укус вампира, превращающий человека в вампира. Однако с особыми свойствами. Человек, ставший вампиром не боялся солнечного света. Ему не требовалась чужая кровь – он мог питаться обычной пищей и прожить огромный, по людским меркам, срок. Мог пить даже не человеческую, но кровь животных. Однако чтобы быть бессмертным и подняться на уровень выше, нужно было хотя бы раз в год пить живую кровь. Дети рождались нормальными.
Джонни – сильнейший телепат Темного Города.
Ночные дома – четыре дома обитателей ночи: истинных вампиров, ночных волков, ведьм и сектантов.
Поль – глава дома ночных волков.
Сандра – глава ведьм.
Андрей – Священник Организации специализирующийся на уничтожении вампиров. Муж Виктории. Получил от нее поцелуй Любви.
…козла отпущения – эта история описана в рассказе «Счастье»
Поцелуй Боли – укус вампира, превращающий человека в животное постоянно алчущего живой крови. В основном именно уничтожением этих чудовищ и занимаются Священники со специализацией на вампиров.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=91920
рубрика: Проза, Стихи, которые не вошли в рубрику
дата поступления 09.09.2008
Какова цена нашей жизни? Да и что такое жизнь? Долгое бессмысленное существование среди таких же, как ты? В чем смысл нашего обитания? Ведь даже у муравья есть место в круговороте всего в природе, тогда как человек здесь лишний.
Многие люди мечтают о бессмертии, жизни вечно. Но что такое – это бессмертие? Вечное существование без начала и конца. Наверняка первое время это весело. Ты знаешь, что у тебя всегда будет время закончить дела, посмотреть новый фильм, прочесть редкие книги. Но со временем ты перенасыщаешься жизнью. Надоедают лица друзей, человеческая глупость, день, который повторяется сотни раз подряд. Сходишь с ума от своего отражения в ледяной бездне зеркала, никогда не меняющегося лица, отсутствия даже морщин на лице. Ты лишь ощущаешь чудовищный груз столетий на душе, события, вечным памятником и зрителем которых ты являешься.
Все, в конце концов, тебе надоедает твоя бренная жизнь. Но как умереть тем, кто бессмертен, кто способен восстанавливаться из пепла костра, из гнили земли? Всегда найдется выход.
Однако я редко задумываюсь над этим. Я лишь выполняю свою монотонную работу. Каждый день я выхожу на предрассветные улицы и наблюдаю, как ночные бабочки скользят по серым переулкам, их тени превращаются в невероятных гигантов, а сердца замирают в надежде. Они взлетают на крыши домов и, затаив дыхание, ждут.
Каждый день я наблюдаю, как в сумрачном небе появляются первые лучи солнца и слышу крики застигнутых врасплох мотыльков, или вопли свободы и очищения. Я чувствую на губах пепел и смотрю в аквамариновые небеса. Перестаю дышать. С верху сыпется серая пыль, и я жду. На улицу выходят бабочки, которым страшны лишь эти сияющие кинжалы, чтобы сгореть, покончить с бессмысленной жизнью, рассыпаться в прах, обрести покой.
А потом приходят тучи. Они затягивают небо траурными платками, поднимается ветер и моросит мелкий, колючий дождь, словно сам Город оплакивает мотыльков. Я отгоняю призраков прошлого и приступаю к работе. Скоро Город оживет и на улицах не должно быть ни единого напоминания о крахе надежд, мечтаний и иллюзий, о гибели снов.
Да и платят за работу не плохо.
23.04.07.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=91641
рубрика: Проза, Стихи, которые не вошли в рубрику
дата поступления 07.09.2008
Я сидел в грязной подворотне и, под звуки непрекращающейся стрельбы, баюкал рваную рану в животе. Изредка я стрелял в темноту, показывая, что еще жив и буду драться до последнего. Насколько я мог понять, здесь было как минимум два настоящих Священника и несколько десятков людей, состоящих на службе в Организации. Сидел в этой подворотне уже минут двадцать и судорожно думал: за что Организация послала столько народу по мою душу. Я занимался мелким бизнесом, который, признаюсь, не всегда был легальным. Однако меня это не заботило, поскольку моим компаньоном был сам Серый Джек, глава теневого рынка. Но его больше знали как крупного политика, собирающегося принять бразды правления Городом
Очередной выстрел выбил из стены целое облако пыли, посыпалась краска и битый кирпич.
Зараза. Шел, никого не трогал и на тебе – начали стрелять. Даже мои права не огласили. Я всегда думал, что в Организации работают фанатики, и эта перестрелка подтвердила мои мысли. Этим придуркам дай только оружие и официальное разрешение – так они пол города вырежут. Сумасшедшие. Жалко, что так и не приняли закон об ограничении на принятие в Организацию.
Я высунулся из-за угла и почувствовал, как заструилась кровь по животу. Плохо. Долго так мне не протянуть. Я нажал на курок, но ничего не произошло. Патроны кончились. Как не вовремя. Откинув бесполезное оружие и привалившись к стене, я задумался над своими шансами свалить отсюда. Тихонько струилась вода, слышался вой сирены, протяжно завывала собака, копошились в мусоре громадные черные крысы, и удушливо пахло сыростью вперемешку с помоями. Вроде как здесь был еще один выход. Я попытался встать, но лишь вновь усилил кровотечение. Великолепно. Патроны кончились, так что не удастся триумфально застрелиться, размазав мозги по стене. Ножей я не ношу, выползти из переулка я не могу. Значит, остается лишь ждать, когда эти придурки соизволят прекратить стрельбу и пошлют на мое «обезвреживание» Священника.
Внезапно, словно кто-то подслушал мои мысли, стрельба по стене прекратилась. Заинтересовавшись, я вновь выглянул… и почувствовал, как чей-то кованый сапог встретился с моими несчастными ребрами. Мое тело упало, в глазах потемнело от боли. Меня бесцеремонно перевернули на живот и что-то вкололи.
Нет, я так легко не сдамся. Конечности наливались сладкой тяжестью, но я сделал невероятное усилие и вновь оказался на спине. Ребра тупо ныли, было тяжело думать. Что они мне там вкололи? Я уставился в до боли знакомое лицо Священника, упаковывающего шприцы в клапаны бронежилета и потерял контроль над собой.
Меня не покидала тупая мысль – где я его мог видеть?
***
Однако в больнице при Организации даже уютно.
Я очнулся в белоснежном помещении поздно ночью с огромным шрамом на животе и ощущением чудовищного голода. Тускло мигал огонек сигнализации. Тяжелая бронированная дверь не имела ни единой трещинки, выступающего гвоздика или какой-либо шероховатости. На окне хищно блестела стальная решетка, намертво приваренная к стенам. Самое смешное заключалось в том, что рядом, на столике, стояли розы в высокой хрустальной вазе. Они что, издеваются!!!
Предчувствие мне подсказывало, что не суждено Сиори уже оказаться на свободе. Сгноят меня здесь. Я впал в меланхолию от этих грустных мыслей. Но, если даже моя интуиция считает, что кроме как вперед ногами мне выбраться из Организации не получится, то надо стать наглецом. Пусть они взвоют от моего эгоизма, а я пока попытаюсь выяснить, за что меня схватили.
Хрустальная ваза в дребезги разлетелась о металл двери, и реакция охраны не заставила себя долго ждать.
-Что происходит!
Худощавый, бледный субъект вошел в помещение.
- Я конечно рад, что меня поместили в эти великолепные апартаменты, но было бы не плохо обеспечить меня еще и едой.
- Ты что себе позволяешь, Коготь!
- Я… Как вы меня назвали?
- Заткнись, Коготь, и приготовься к утреннему допросу.
Дверь с противным тоскливым лязгом захлопнулась, оставив меня в сумраке комнаты в состоянии крайнего недоумения и ужаса. Он назвал меня Когтем. Это равносильно смертному приговору. Моя интуиция меня не обманула. Когтями именовали тех, кто совершил настолько жуткое преступление, что даже не подлежит суду. Что я такого сделала? Думай, Сиори, думай! Кому ты умудрился перебежать дорожку. Кто может иметь на тебя зуб?
Да кто угодно…
А кто защитит?
Никто.
Никому не нужен сирота-одиночка, мелкий спекулянт, готовый идти на все, кроме насилия над человеком, чтобы выжить на улицах Города. Не имеющий даже друзей.
Конец тебе, Сиори, конец.
Я заснул под утро, и поэтому, когда меня бесцеремонно будили спустя несколько часов, ничего не соображал. Голова невыносимо болела, а желудок, казалось, прилип к позвоночнику. Всю, чихать я хотел на всю их Организацию – буду спать.
- Давай, просыпайся, Коготь. Разговор есть.
Упоминание о моем новом прозвище и тихий, мелодичный, удивительно знакомый голос выветрили весь сон. Я сел и уже потом разлепил воспаленные глаза. Рана на животе вроде как зажила. Это хорошо…
Идиот! Тебе живот все равно больше не понадобится.
Даже не удостоив своего взгляда пришедшего, я повернулся к нему спиной и опустил ноги на ледяной пол. На мне оказались белые штаны и бинт, опоясывающий весь торс. Медленно, размеряя каждый шаг, я подошел к окну и уставился на серую стену грязного закоулка. И без того отвратительное настроение стало еще хуже.
- Сиори, соизволь повернуться ко мне лицом. Ты ведь не хочешь, чтобы я вызвал охрану, и они помогли тебе в этом «нелегком» деле. Я понимаю, ты еще не оклемался, но существуют банальные нормы приличия!
Знакомый голос. Где я его слышал?
Я повернулся и в изумлении замер. Он совершенно не изменился, разве что только подрос... Те же волосы, глаза, ухмылка. Спустя восемь лет я вновь увидел своего лучшего друга Кирилла.
Я, все еще не веря, подошел к кровати.
- Кирилл? – он улыбнулся.
А потом я понял, что на нем форма Священника. Высшего класса.
- Не может быть… - его улыбка медленно сползла с лица. Он догадался о моих мыслях. – Только не это…
Я без сил упал на кровать, и – как глупо – расплакался. Я впервые в жизни плакал. Плакал от невыносимой душевной боли, чудовищной радости и жуткого разочарования. Я был безмерно рад встрече с тем, кого искал, не веря, что он погиб, все эти восемь лет. Тратил все, что мог заработать. Ввязывался в долги и с трудом вылезал из них. И теперь я его встретил… Но при каких обстоятельствах? Он Священник, на его рукавах золотое теснение – Высший класс, а меня назвали Когтем и поместили в эту ледяную клетку, умирать.
Кирилл с грусть посмотрел на меня.
- Я рад тебя видеть. Извини за шприц, это обязательная часть поимки.
Это он вел охоту на меня, как на бешенного, алчущего крови животного. В меня стрелял, в меня колол эту дрянь и теперь ведет мое дело.
- Уходи, Кирилл. Пусть придет другой Священник.
Я лег на бок, спиной к лучшему другу и затих. Я слышал, как тяжело он вздохнул и тихонько вышел из комнаты. Затем дверь вновь открылась - принесли еду. Но я почувствовал наведенный на меня пистолет, пока расставляли пищу, и голод сразу пропал.
Так я пролежал весь день и всю ночь. Заходили врачи, проверяли давление, кололи прозрачную жидкость в испещренные уколами вены, приносили и уносили еду – меня даже поразила их настойчивость, особенно если учитывать, что меня все равно казнят - грозились и вновь тишина. Иногда тихонько открывалась дверь и чей-то тяжелый взгляд сверлил мне спину. А я, свернувшись в клубочек, все лежал и мучительно думал. Внезапно я вспомнил, что мы с Кириллом так грелись в дни Смуты, когда не то чтобы сирот, Священников убивали походя в кровавых сварах. Из глаз вновь потекли слезы. Как это низко – плакать, низко и глупо.
Я вспоминал, как мы выживали благодаря воровству. Забивались, подобно крысам во время перестрелок, и, дрожа, надеялись, что никто не заметит двух грязных изголодавшихся детей. Мы прилагали все усилия для выживания, клялись в вечной дружбе, а главное, назло судьбе, жили. Жили в этом агонизирующем мире вопреки всему происходящему. Так мы продержались все эти кровавые шесть лет, продержались ценой крови и пота. Непосильной работы, жуткого страха…
Это был последний Смутный год. В тот день, накануне четырнадцатилетия, Кирилл простудился. Мне нужно было срочно раздобыть деньги, и я ушел из нашей каморки в подвале. Было безумно холодно и больно. Я до крови прокусывал губу, но пытался раздобыть денег. Метался по самым темным и страшным закоулкам. Разбивал голые ноги о брусчатку. Но смог прийти лишь поздно ночью, с лекарствами, и главным богатством – сахаром. Однако в нашей подворотне царил хаос. Из обрывков разговоров я понял, что сюда наведывались люди из Организации с несколькими Священниками. Они накрыли крупную боевую группировку. Я не дослушал до конца и бросился в наш грязный, провонявшийся отходами и крысами, подвал. И… никого не нашел. Я облазил все кварталы, расспрашивал людей, но все тщетно. Ждал день, два, неделю, но Кирилл так не появился. После меня уверяли, что он погиб во время перестрелки, а я не верил.
Какая боль. Как Кирилл мог бросить меня. Почему оставил, а, оставив - даже не вспомнил. Бросил, словно поломанную игрушку на улицах Города. До сих пор страшно вспоминать как я жил первый год один, на улицах полных маньяками, убийцами и Священниками…
Тихонько скрипнула дверь. Я с удивлением обнаружил, что уже утро. Робкие лучи солнца замерли на противоположной стене, а потом исчезли. Вновь заморосил этот отвратительный колючий дождь.
- Сиори…
- Я просил тебя, Кирилл, чтобы прислали другого.
- Я знаю, знаю.
Послышался шум передвигаемых тарелок.
- Врачи говорят, что ты ничего не ешь.
Я промолчал, но, подумав, сел, облокотившись о подушку, боком к Кириллу. Он молча смотрел на меня, в его глазах был лед.
- Меня называют Когтем… Кирилл, я так соскучился…
Я потянулся, чтобы дотронуться до его тонких пальцев, но спустя мгновение замер перед холодным дулом пистолета упирающегося мне в лоб.
- Не советую.
Я положил руки на грудь и замер.
- Восемь лет прошло с нашего расставания. Ты ничего не хочешь сказать?
Он издевается. После того, как он меня бросил ради сытной кормушки в Организации и даже не дал дотронуться, мне не хочется общаться с ним.
- Теперь мне не о чем с тобой разговаривать.
Его щека дернулась.
- Хорошо. Тогда скажи – почему ты убил Серого Джека?
Должно быть, на моем лице было такое искреннее удивление, что он опешил. Кирилл нервно открыл папку и достал толстую связку листов.
- Сиори, тебя обвиняют в убийстве Серого Джека, видного политического деятеля. От тебя требуется лишь признание.
- Запомни, Кирилл, я никогда никого не убивал. Да, я мелкий спекулянт, но не убийца. Тем паче, что Серый Джек мой компаньон.
- Как политик может знаться со столь мелкой сошкой как ты.
Кирилл задел меня за живое.
- Просто такая мелкая сошка здорово научилась выживать на улицах Города после того, как ее бросил лучший друг. Мои познания в теневой стороне жизни рынка Города просто неоценимы для такого крупного воротилы нелегального рынка как Серый Джек.
Упоминанием о предательстве теперь уже я задел его за живое. Что ж, один-один, мы квиты. Кирилл вскочил и унесся из комнаты. Я, от бессильной злобы, швырнул в окно новую вазу. По полу разлетелись кроваво-красные лепестки роз.
Вечером Кирилл вновь пришел ко мне. Он обнял меня до хруста в ребрах и вновь сел на стул, чем очень сильно меня удивил.
- Сиори. Скажи – это ты убил Серого Джека? Люди требуют твоей смертной казни через сожжение, которая произойдет послезавтра.
Я судорожно сглотнул подступивший к горлу ком.
- Я не убивал Серого Джека.
-Почему ты врешь? – с глухим отчаянием вскрикнул Кирилл. – Все улики и свидетели указывают на тебя. Почему ты врешь?
Кирилл в глухой тоске обхватил голову руками.
- Как страшно, что мы с тобой встретились при таких жутких обстоятельствах. У меня столько всего накопилось. Столько слов.
Внезапно он схватил мою руку. Я почувствовал в его тонких пальцах невероятную силу. В глазах был океан боли.
- Прости меня, пожалуйста. В тот день в переулок пришли люди из Организации. Они проводили какие-то действия, а после перестрелки ко мне в коморку протиснулся Священник и забрал с собой. Первый месяц просто держали как свидетеля, а потом, узнав, что я сирота, оставили у себя и начали обучать. Я ничего не мог поделать. Ты не поверишь, но я искал тебя. Везде, делал все, чтобы узнать хоть жалкие крохи о твоей судьбе, а параллельно учился на Священника. Я многому научился и стал одним из лучших.
- И что делаешь лучше всего?
На лице Кирилла появилось выражение загнанного в ловушку зверька, судорожно сжались кулаки. Он опустил голову и тихо, едва слышно, шепнул:
- Убивать…
- Так кто из нас больший убийца: ты, отбирающий с разрешения закона самое дорогое, что есть у людей – жизнь, или я, если действительно по какой-то нелепой случайности убил Джека? Кто разрешил тебе решать за людей - жить им или умирать?!
Я помолчал.
- Помнишь те строки из найденной нами старой странной книги без названия: «Счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженным!»*
Кирилл затравлено посмотрел на меня, но потом его глаза заполнились глухой злобой.
- Да, я их всегда помнил и поэтому убиваю.
- И ты считаешь, что это правильно? Убивать?
- Да.
Я печально посмотрел на него и вновь повернулся спиной. Кирилл встал.
- Я тоже по тебе скучал, - сказал я темноте.
Дверь с грохотом захлопнулась.
***
Это был день казни Сиори. Кирилл стоял у дверей морга и думал – войти или нет. С того дня они больше не виделись. Священнику было стыдно, на душе скреблись кошки, интуиция словно взбесилась… Что-то не так. Все слишком просто и гладко: и свидетели нужные, и улики просто замечательные…
И внезапно вспыхнул тревожный вопрос, интуиция взвыла: а вдруг действительно… он действительно не убивал?
-Джонни, ты мне срочно нужен! – Кирилл звонил телепату со слепой надеждой, что с его приездом все разрешится.
- Нет, у меня с Эндрю очень важное задание.
- Джонни, это очень срочно. Уж извини, но ты единственный телепат нашего филиала.
- Извини Кирилл, я действительно не могу.
- Сегодня казнят, возможно, невиновного человека. Шеф уже отослал рапорт.
В трубке послышалась нецензурная брань.
-Спокойно. Я знаю о твоих «теплых» отношениях с Шефом… Может ты знаешь что-либо о Джеке, что может мне помочь?
Кирилл нервно заметался по коридору. В трубке было слышно, что Джонни спрашивает о том же Эндрю.
- Да. У Джека на затылке, под волосами есть шрам. Проверь.
***
Меня вели к крематорию.
Но мне было все равно.
Кирилл так и не объявился и я все это время провалялся на кровати. Чувство голода исчезло, и врачи кололи в мои истерзанные вены различную гадость. Один раз в окно влетел камень, и я слышал крики разбушевавшейся толпы, готовой растерзать за смерть Джека.
Но мне было все равно.
Я лишь терзал себя мыслью: как мы докатились до такого. Куда исчезла наша дружба? Кирилл стал ничем не лучше маньяков, на которых охотился. Стал сумасшедшим фанатиком. Как горько. Переступил ли он ту черту, за которую нельзя выходить? Кто знает. Почему в Городе нельзя жить нормально: не боясь за свою жизнь, жизнь других, вообще не боятся. Люди живут как рабы, уткнувшись в землю, не в силах поднять лицо навстречу колючему дождю, вдохнуть полной грудью.
Как больно, как горько.
Меня подвели к камере.
Что за чудовищный разум породил эту Организацию, чье сумасшедшее разрешение дало фанатикам право убивать? Кто позволил уничтожать все святое в душе человека и уподоблять его свирепому животному? Почему в мире сильнее деньги, чем правда?
Хотя что такое правда в нашем безумном мире?
Меня ввели внутрь камеры и закрыли дверь.
-Десять, девять, восемь…- монотонно начал отсчитывать время моей короткой, наполненной лишь страданиями жизни робот.
***
Кирилл осторожно перевернул тело Джека… В висках застучала кровь, перед глазами все поплыло, участилось дыхание. Шея трупа была девственно чиста.
- Господи, что я наделал!!!
- Скорее беги, - подсказал голос Джонни.
И Кирилл побежал. Он несся как никогда в жизни. Перепрыгивая ступеньки, отталкивая прохожих, а в глазах было лишь удивленное и такое дорогое лицо лучшего друга. Кирилл влетел в комнату крематория.
- Остановитесь! Стойте!
***
-Шесть, пять…
Я знал, что спустя несколько мгновений огонь охватит мое тело, развеет серым пеплом.
Но мне было все равно.
«Счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженным!»
Кому оно нужно, это счастье, если люди даже не умеют быть несчастливыми. Зачем нам то, чего не в силах понять и почувствовать? Лишь больше боли, тоски и печали от осознавания собственной мизерности и никчемности.
***
-Священник, уже слишком поздно.
***
Нет, не нужно счастья, тем более даром. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке.
***
- Три. Два…
***
Люди еще не заслужили право получать что-то бесплатно.
Тем более – счастье.
***
- Один…
***
Огонь поглотил тело Сиори, а заодно и сжег душу Кирилла.
***
Толпа встречала своего любимца, своего героя. Красавца Джека. Газеты пестрили его фотографиями.
Серый Джек жив. Он снова с нами. Просто нужно было отлучиться по важным делам. Все в порядке. Все хорошо. Ничего не произошло.
Насколько было известно, даже одно важное лицо потеряло Кресло в связи с этим делом. А Кресло в Темном городе одно…
Ветер переворачивал страницы грязной, двухдневной давности, газеты с маленькой серой заметкой на последней странице. «Вчера Организацией был казнен убийца нашего любимого Джека. Мы помним о тебе, Джек, и скорбим», - гласила коротенькая надпись под черно-белой фотографией убийцы, молодого изможденного парня за черной решеткой.
30.04.07.
Примечание.
«Счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженным!» - строчки из романа А. и Б. Стругацких «Пикник на обочине».
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=91640
рубрика: Проза, Стихи, которые не вошли в рубрику
дата поступления 07.09.2008