Августина, милая, Артуровна,
варварствуя, продолжаю веровать,
что сегодня не на прежнем уровне
пребывает ветреный ваш неработь:
после всех потений над ошибками,
после жарких вкалываний досыта
отличит он твёрдое от жидкого
и напишет что-нибудь об осени…
Говорили вы, душа и женщина,
что сопьюсь, и, правда, чуть не помер я,
ведь пример-то брать мне было не с чего,
кроме как с наглядной анатомии
жития, хотя признаюсь прозово
в том, что на вершине вдохновения
вижу в туфлях ноги варикозные,
да над всею вами – лики Ленина.
Вот сижу сейчас и, вместо хереса,
пью бог знает что, мечтам в ответ смеясь:
из-за недочитанного Энгельса,
знать, моя не стала частной собственность.
За другой сижу пурпурной книжицей,
где в стихи, сейчас замечу прямо я,
налегке напишется и впишется,
одою увенчанная – ванная!
Вот свалилась, чистая, на голову
после трёх уроков биологии,
где впервые встретил тело голое,
где впервые понял то, что боги и…
и богини всё же есть прекрасные,
что важна работа над ошибками –
с той поры и вдохновляюсь страстно я
грациями с голубыми жилками.
И слова бегут, бегут гангреною
по равнине, равной льдам нетающим,
и бежит мечта в чертог с гетерою,
а творец ея – в пивбар, к товарищам.
Разошлись мы. Может, - дело уровня?
Или чернь из подземелий вырвалась?
Августина, милая, Артуровна,
до сих пор ничто не заменило вас…
...я тоже когда-то думала, что причина в недочитанном... 
