Свет. Чистый свет. Такой однородный. Но это свет. И он кажется плотным. Он кажется живым. Это не электрический свет. Это самый что ни на есть чистый белый свет. Но такой, каким я никогда его себе не представлял и не чувствовал. Я не только наблюдаю свет глазами, я могу слышать его трепет, ощущать движение света, вдыхать его. Это что-то невозможное, невозможно, чтобы всё было так наполнено светом.
А ведь это должен быть обычный белый свет, который попадает в окно при обычном пасмурном дне. Да, это должен быть именно такой свет. Я вижу окно. Оно большое, в человеческий рост по вышине. Окно закрыто, а стекло искрится, сверкает от света. Проходя через стекло, свет оставляет отблеск, бесчисленное множество отблесков. Я не могу за ними уследить. Я могу видеть то тут, то там искрение, но и их число бесконечно.
Я начинаю видеть комнату. Вернее, пока лишь очертания комнаты. Мне трудно что-либо разглядеть подробно. Я могу определить только, что я не вижу всю комнату целиком. И я пытаюсь присмотреться и понять, какую же её часть я наблюдаю. Я различаю стены, они какого-то матового цвета, то ли это зелёный, то ли один из синих оттенков, впрочем, может даже светло-коричневый (словно моё восприятие света играет со мной). Я вижу границу между потолком и стенами. Теперь я могу более точно оценить цвет стены: это некий оттенок синего, которым видится снежный покров в сумеречное время (скорее, в начале сумерек). Впечатление именного такого цвета: темноватого, но лёгкого, холодного, но удивительно родного. Он даже немножко светлеет. Мне так кажется.
Судя по всему, я сейчас нахожусь где-то в больнице. Однако, что примечательно, я чувствую себя очень умиротворённо. Мне даже не хочется определять более точно, где и почему я нахожусь в данный момент. Я не хочу двигаться. Единственное, что мне доставляет чувство радостного удовлетворения, это смотреть. Просто смотреть, не разглядывая.
В комнате кто-то есть. Я различаю силуэты на фоне стены и чего-то ещё. «Что-то ещё» – это диван. Люди сидят на диване. Я здесь не один. Почему-то этот простой факт меня сильно радует. И очертания людей начинают становиться более ясными. Да и всей комнаты тоже. Вот чудно! Мне это необъяснимым образом нравится.
Эти люди, я узнаю их. Здесь находятся совсем не чужие мне люди. Я могу видеть их лица. Это просто великолепно! Я вижу знакомые мне черты, знакомые жесты. Здесь трое моих коллег по работе, двое друзей, с кем я вместе учился, и Мари. Меня охватывает восторг, но при этом я спокоен. Я вижу, как одна из моих коллег что-то объясняет двум другим коллегам при помощи круговых движений одной руки: начиная с маленьких кругов, вычерчиваемых в воздухе при помощи одной только кисти руки, она переходит к кругам большего диаметра, которые уже создаются движением всей руки, постепенно во вращение вовлекается и плечо. Она обычно так объясняет план выполнения какой-либо задачи: начиная с маленьких вещей, переходим к более сложным, охват становится шире, и всё сцепляется воедино. Такие её рассуждения часто вызывают скептические улыбки и шутки. Сейчас ничего такого нет. В этом есть некая прелесть. Лица моих коллег сейчас очень сосредоточены. А мои друзья оба смотрят как-то рассеяно. Оба сидят, наклонивши спину вперёд и положа локти на колени. Не меняя позы, держа упор на локтях, они попеременно делают движения руками, вероятно пытаясь найти для них наиболее подходящее положение. Это немного забавно. Не в том смысле, что это смешно или как-то вызывает смех. Это забавно, но не связано со смехом вовсе. (Даже сама такая мысль забавна и не смешна.)
А Мари, как прекрасно видеть её здесь! Она сидит, держа спину прямо, взгляд её устремлён вперёд, но иногда она закрывает глаза, на время, ненадолго, затем снова смотрит вперёд. Вокруг неё я словно вижу больше света и сияния, чем вокруг других. Я не понимаю, отчего это так, как и не понимаю, почему я вообще различаю некое сияние вокруг людей. Я даже не могу определить, увидел ли я его сразу или оно появилось постепенно. Но сияние вокруг Мари ярче. Похоже, что дело в её одежде. Она единственная из всех в белом. Точнее наполовину в белом, у неё кофта белого цвета; остальные же исключительно в тёмных цветах, если касаться одежды. Я любуюсь Мари и любуюсь этим свечением. Её кофта… это ведь та кофта, которую Мари одевает обычно в ноябре или декабре, непременно начиная с того дня, когда выпадет первый снег, то есть такой «настоящий» снег, который полностью покроет предоставленную ему поверхность и не растает через час. Но ведь сегодня ещё только сентябрь. Пусть и холодный, но не может же сейчас выпасть такой «настоящий» снег! Это становится любопытно. Мари каждый год подстраивала игру-угадайку: кто точнее из нас предскажет день выпадения первого снега, её первого снега. Благодаря этому, ожидание снега каждый год превращалось в праздничное ожидание. Предсказания обычно давались в конце сентября, так что мои метеорологические знания не давали мне преимущества (тем более что я охотно делился своими знаниями). Я проигрывал, непременно проигрывал, и лишь в прошлом году мой прогноз оказался точнее. Мари почему-то восприняла это более серьёзно, чем рядовое случайное событие. Хотя сначала показалось, что она просто порадовалась тому, что мне повезло, но потом, когда я при случае в шутливой форме напоминал об этом, у Мари появлялось такое серьёзное выражение лица, что мне становилось не по себе. Однако тон её слов в этих случаях был всегда спокойным и безмятежным.
И вот сейчас у Мари такое же серьёзное выражение лица. И я замечаю, что никто из шестерых не улыбается. Они не кажутся грустными. Наоборот, я как-то интуитивно чувствую или вижу их скорее радующимися, а не горюющими. Только вот отчего-то они не улыбаются. Сосредоточены на чём-то. Странно. Но это не кажется важным. Главное то, что я очень рад их видеть.
Мари сидит на краю дивана, ближе всех к окну. Перевожу внимание на окно. Я начинаю привыкать к этому искрящемуся, но самому обыкновенному дневному свету. Я уже смог бы встать, посмотреть в окно, убедиться, что снега ещё нет, и тогда спросить у Мари, что же такого сверхсерьёзного произошло, что она одела свою первоснежную кофту. Ведь Мари не могла её просто так надеть. Не могла. Это было бы интересно выведать, но я не хочу сейчас двигаться, не хочу нарушать спокойствия. Моё настроение настолько прекрасно, что я чувствую себя вовлечённым в таинство, в коих я никогда не участвовал. Я просто желаю не нарушать это таинство. Впрочем, я что-то вижу, глядя в стекло, я могу что-то различить по ту сторону стекла. Там что-то удивительное и невероятное. Самое невероятное. Там идёт снег. Снег! Чистый прекрасный снег. Мягкие хлопья снега тихо и аккуратно планируют сверху вниз. Да, это не мокрый снег вперемежку с дождём, а тот самый «настоящий» снег для Мари. Я так думаю. Мне становится радостно от таких мыслей. Конечно, я не вижу всего за окном, не вижу, покрывает ли снег улицы или же он сразу тает. Но я вижу Мари в её белой кофте, и я вижу снег. Я чувствую себя счастливым.
Как же это чудно: ещё сентябрь, а уже снег. Редкое, даже исключительное явление в наших местах. В этом году, получается, нам с Мари не придётся гадать, когда выпадет первый снег. Её первый снег нас опередил. Мари не смотрит в окно. А мне хочется разделить с ней радость от этого прекрасного снега. Я хочу подойти к ней, сказать, как я рад её видеть. И внезапно понимаю, что я не могу сейчас сдвинуться с места. Я совершенно неподвижен. И не в состоянии даже что-нибудь сказать или просто издать звук. Единственное, что я могу, это смотреть. Я даже поворачивать голову не имею возможности. Вот те раз! Я чувствую необъяснимый прилив счастья, и я так ограничен в его проявлении. Я просто зритель. Но что более волнующе, ведь я сразу почувствовал себя в роли зрителя, в этой изумительной для меня сейчас роли.
Это слишком странно, это слишком необычно, но я легко смиряюсь с тем фактом, что не могу двигаться. Я открываю для себя новые возможности, новые преимущества. Я безмятежно наблюдаю. Мой взор парит. Я отказываюсь от обязательных условий, от заученных установок. Если сейчас произойдёт то-то, то тебе нужно отреагировать так-то – нет, теперь этого нет. И я могу видеть и замечать гораздо больше, гораздо большее. Я не расстраиваюсь в данную минуту только потому, что в данную минуту я должен быть расстроен. Я радуюсь. Я счастлив быть здесь, рядом с Мари, рядом с друзьями, я счастлив проживать такой чудесный день.
Я ощущаю себя парящим. Я смотрю в окно, мне кажется, что я прыгаю, перескакиваю по этим парящим, почти невесомым хлопьям снега. Такого чистого, такого раннего, такого, словно из детской сказки. Есть что-то детское во всём этом. Чувствует ли это Мари? Её взгляд задумчив. Я не знаю почему, но мне кажется, что мы можем сейчас обмениваться между собой знаками-информацией. Но как, я не знаю. Мне это только очень ясно кажется. Я чувствую направление её взгляда. Мари чуть наклоняет голову. Теперь её глаза начинают слегка присматриваться, и её взгляд приподнимается вверх. Вот, стоп. Мари задерживает свой взгляд на пару секунд, отводит глаза в сторону, затем возвращает и задерживает взгляд. Я словно предчувствую каждое её движение. И я уверен, что в её движениях есть осмысленность, она тоже что-то предчувствует. И Мари всматривается. Ещё никогда я не следил за Мари так заворожённо. Ещё никогда эмоциональная связь между нами не ощущалась так тонко и трогательно. И за окном её первый снег. Теперь я бы сказал: «наш первый снег». Я так отчётливо ощутил эту снежную красоту, отчётливо увидел, прочитал эту детскую сказку. Удивительно. Это, оказывается, постижимо.
Я всё ещё не могу ни пошевелиться, ни сказать ни слова, но это не занимает мои мысли. В моей голове тешится лишь идея: как бы не потерять ощущения этой комнаты. Это звучит иносказательно, но я чувствую это буквально. Я стараюсь подметить детали комнаты, и я впервые понимаю, как много может быть уникальных мелочей в пределах одного заурядного помещения. Возможно, всё дело в игре света. Свет играет этой комнатой сейчас. Чем настойчивее я пытаюсь сфокусировать свой взгляд, тем быстрее становится игра света. Мне трудно всё запоминать. Я перевожу взор на лица моих друзей и Мари. Я наблюдаю за тем, как меняется выражение взгляда у каждого, и меня переполняет волнение. Что-то важное должно происходить здесь и прямо сейчас. А я не могу у них об этом спросить. Но вот я вижу, или даже чувствую искорки у них в глазах, в их очах. И мысли, те, что должны считаться «обязательными» при данных условиях, уходят в сторону, уступая место предчувствиям неизведанного.
Они все шестеро смотрят в одну сторону. Я не могу понять, куда именно, куда-то вглубь комнаты. Лица их напряжены. По-моему, они сейчас тоже не могут сказать ни слова. Это немая сцена на фоне снегопада за окном. И я вижу, как Мари начинает улыбаться. Я знаю это, хотя на её лице на самом деле не появляется улыбка. Но я вижу, как внезапно возникает блеск в её глазах. В этом блеске, его переливе есть что-то особенное. Затем я вижу ниспадающий перелив света от края брови до нижней границы щеки. Дальше перелив света идёт по внешним контурам губ. Я вижу, как губы Мари дёргаются. Я знаю, что это может означать только одно: Мари улыбается. Но движение губ тут же сдерживается. Взгляд Мари вновь стал напряжённым.
И опять моё внимание переносится на искрение света. Оно вылетает за окно и кружится вместе со снегом. Оно нависает под потолком и скользит по стенам. Оно прыгает по полу из угла в угол. Мне кажется, что я вдыхаю его. И я наблюдаю, заворожённый. Наблюдаю за этой комнатой, наверняка, какой-либо больничной комнатой (судя по цвету стен и обстановке), где я лежу, беспомощный, и не могу поделиться своей радостью с Мари по поводу так рано выпавшего снега…
Мари и все остальные, должно быть, видят меня. Более того, они вероятно именно на меня в данный момент и смотрят. Они глядят, находясь в напряжении, их движения очень скованны. Всё это из-за того, что я сейчас, скорее всего, представляю собой очень жалкое зрелище. Я беспомощен. Но, похоже, некоторое время назад мне было ещё хуже, и поэтому в их глазах читается приободрение, а не уныние. И ведь всё это мне было очевидно с первого раза, как я оглядел комнату и увидел моих знакомых. Я сразу же понял ужас своего положения. Я всегда боялся оказаться когда-нибудь в совсем беспомощном положении, когда ни ты сам, ни кто-либо ещё не может помочь. Именно то, чего я опасался, происходит сейчас. Я не поборол свой страх, он нависает надо мной. Я чувствую его присутствие, чувствую, что не смогу с ним совладать. Но этот страх не касается меня. Он рядом, он может поглотить меня, но не делает этого. Что-то нарушило обычный ход событий для меня. Я понимаю, что мне совершенно необязательно реагировать на события так и исключительно так, как я должен реагировать. Что-то сдвинулось. Я ощущаю волшебство этой комнаты, волшебство этого света, волшебство этого снега… Я благодарен всему свету за то, что нахожусь здесь, сейчас и могу чувствовать то невыразимое в словах восхищение. Восхищение целым миром, который оказался мне словно подарен.
Что такое падение снега за пределами понятия об атмосферных осадках? Это демонстрация мира информационного пространства, о котором мы не имеем сколько-нибудь рационального понятия, только чувственное. Чтобы понять, что такое трёхмерное пространство, почему наша планета должна быть шарообразной, достаточно внимательно посмотреть на падающие замёрзшие частицы воды. Парящий снег – невообразимый поток информации…
Моё внимание слабеет. Я не могу найти взглядом Мари. Чувствует ли она подобное восхищение сейчас? Или она просто переживает за меня? О чём она думает? Так, а это уже пошли мои «обычные» вопросы. Комната уплывает от меня.
(одиннадцатая глава из повести "Пересказанная история")
ID:
577959
Рубрика: Проза
дата надходження: 29.04.2015 23:13:26
© дата внесення змiн: 14.10.2018 22:06:54
автор: untalented
Вкажіть причину вашої скарги
|
-захоплююче.
