Глава 44
Когда я убедился, что Лора спит, я переоделся в сухую одежду и вышел на улицу. Было уже совсем темно, но за счет фонарей, дорога была видна, как днем. Я направился вдоль улицы с твердым намерением повидать свою мать. На сей раз, я хотел отделаться от ее призрака, витавшего надо мной все эти годы и полностью посвятить себя Лоре и детям, как я всегда и мечтал. Единственный способ победить свою слабость – встретиться с ней лицом к лицу и устоять перед искушением вновь оказаться в ее власти.
Я шел быстро и уверенно, не думая ни о чем и не отвлекаясь на различные звуки, окружавшие меня в ночи. Так я вскоре оказался на месте. И снова дверь мне открыла девушка-горничная. Когда она только взглянула в мое лицо, ее глаза засияли, а губы расплылись в наболевшей улыбке.
Здравствуй! – Поприветствовал я.
Меня зовут Грейс. – Сказала она мягко, но отчетливо.
Я думал, Вы не называете свое имя?
Теперь называю, ведь ее сила иссякла и вскоре этот дом уйдет в историю вместе со своей хозяйкой, а я буду, наконец, свободна! И Вы – тому причина! Спасибо! – Она бросилась ко мне и поцеловала мою руку.
Поступок Грейс, признаться, оглушил меня своей неподдельностью и страстностью, не говоря уже о доверчивой простоте и детской живости, которая горела в ее глазах в тот момент. Но тогда я еще не понимал, что она имеет в виду.
Я быстро прошел по центру залы, не взирая на привлекательных наяд, уже столпившихся вокруг меня. В других случаях особой настойчивости с их стороны, мне приходилось в буквальном смысле пробиваться сквозь толпу, расталкивая грешниц во все стороны. Когда на их защиту ставали мужчины, я смело вступал в драку, уложив на спину каждого из них в порядке очереди, поскольку все они были изрядно пьяны и обессилены ночными «работами», а я – трезв как никогда. Телесная усталость вдруг покинула меня – ее вытеснило сумасшествие, с которым впервые пробудилось во мне истинное стремление стать лучше. Я шел полубегом, не взирая на препятствия, словно их не было вовсе. Я упорно смотрел вперед и видел только то, что должен осуществить. О, как много раз я смотрел вперед вслепую! Это состояние беззащитности подобно тому, как ощущает себя муха, запутавшаяся в сетях паука или курица, чья голова лежит на пороге в ожидании неминуемой гибели, или же загнанная лошадь, оказавшаяся в тупике над пропастью. Оно порождает страх перед неизбежностью. Однако необходимо заметить, что неизбежность не всегда рождает страх. Прямое тому доказательство – осознание своей смерти. В нормальном состоянии этот страх притупляется другими более сильными чувствами, такими как гнев, радость, волнение, восторг. Эти чувства имеют свойство прибывать и убывать, подобно приливам и отливам в море, в отличие от чувства страха перед неизбежностью, который живет в нас с момента рождения. Но парадокс состоит в другом: мирские чувства, присущие человеку, во сто крат сильнее воздействуют на наше сознание, чем постоянное осознание собственной смерти. Зависит ли это от того, что второе – негативное? Отнюдь! В человеческой жизни достаточно негатива, который превозмогает главный – страх. И дело вовсе не в том, какие чувства охватывают нас чаще, главная истина заключается в том, что они сильны, потому что недолговечны. Поэтому они имеют большую ценность для нас.
А именно кратковременное чувство уверенности охватывало меня в те мгновения, когда я в полной мере ощущал свою силу и способность бороться с искушением. Благодаря мощности этого чувства и моей непоколебимой решимости я довольно быстро оказался у красной двери и, не дожидаясь приглашения, вошел без стука. Это было возможно, потому, как дверь в эту комнату почти никогда не запиралась.
Войдя, я увидел, казалось бы, привычную, но все еще слегка шокирующую меня картину: моя мать предавалась любовному игрищу с одним из клиентов «лупанария» и, судя по выражению ее лица, была чем-то взволнована. Она сводила брови, часто моргала, прикусывала губы, вздрагивала. Поначалу я подумал, что это признаки возбуждения, но со временем понял, что ошибался. Должно быть, что-то тревожило ее, не покидало даже, когда она старалась бороться с этим чувством проверенным способом.
Напрасно я думал, что она не заметила меня. Она видела, как я открываю дверь, как вхожу с полным ярости взором, и как дрожь сковывает мое тело при виде сего зрелища, проступая по лицу каплями пота. Сначала она увидела меня в отражении зеркала, а затем повернула голову в мою сторону и продолжала делать свою «работу» без остановки, показывая мне звериный оскал. Неведомая сила словно приковала мои ноги и сомкнула уста, чтобы я не мог не пошевелиться, не издать какой-либо звук. Я мог только наблюдать и переживать внутреннюю бурю, взыгравшую во мне с еще большей силой.
Я незаметно сжал кулаки, чтобы не наброситься на них, и терпеливо ждал, не в силах оторвать взор. А она нарочно распаляла во мне злость, издавая громкие протяжные звуки, разжигая страсть своего клиента. Я был уверен, что она делает это мне назло, а потому бросил все силы, чтобы взять себя в руки. Я сделал глубокий вдох и такой же выдох. При этом я вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Я разделся, оставил одежду на треноге и сел в удобное воздушное кресло, закинув одну ногу на другую. Отсюда мне открывался отличный вид на происходящее, и я продолжал смотреть.
Клиент лежал на спине, обложенный нагроможденными подушками, которые полностью закрывали ему вид наружу. Да он и не стремился увидеть, так как его глаза были закрыты то ли от наслаждения, то ли от боли – я так и не понял до конца. Его лицо время от времени вздрагивало множеством голубых венок, бледнело, а потом расслаблялось и вновь принимало нормальный цвет.
Не знаю, сколько я просидел так, не говоря ни слова, но помню, что не один час. Наверное, клиент пришел за несколько минут до меня. Но когда «рабочее время» подошло к концу, моя мать машинально остановилась, точно по нажатию кнопки, слезла с кровати и накинула белый пеньюар на голое тело. Тут только она взглянула на меня за все то время, что я сидел в кресле. Её взгляд был гордым, как полет орла, а глаза сверкали медным блеском. Я же неотрывно следил за ее действиями, задаваясь немым вопросом: «Откуда эта боль? Неужели она способна чувствовать?».
Мои мысли развеял клиент, пошевельнувшийся впервые за все время. Он поднялся, сидя в кровати и тут только заметил мое присутствие. Довольная улыбка тот час же улетучилась с его лица, и он мигом укутался в простыню, с громким криком, обращенным к моей матери:
А он что здесь делает?! – В его лице ясно читался страх под маской гнева.
Ну-ну, не нервничай, - отозвалась моя мать, - это мой сын, - тут она приблизилась ко мне и обняла за плечи, склонившись станом до уровня моей головы.
Надеюсь, ему можно доверять? – Грозно спросил клиент окинув меня презрительным взглядом и снова сведя его к лицу моей матери.
О, об этом не тревожьтесь, - она наклонилась ко мне и впилась губами в мою щеку, оставив легкий бледно-розовый след от поцелуя.
Я молча водил глазами от одной фигуры к другой, не реагируя на то, что предметом их диалога был я. Мне хотелось только одного, – чтобы этот клиент как можно быстрее убрался отсюда, и я смог бы спокойно вершить свое правосудие.
Он, словно почувствовал это: быстро встал с кровати, закутавшись в простыню, забрал свою одежду, смятую и разбросанную по всей комнате, и распахнул дверь, чтобы выйти. Уходя, сказал:
Еще увидимся, Мессалина!
Прощайте, мистер Айвори! – спокойно ответила она, даже не взглянув на своего гостя.
Когда она назвала его по имени, я вспомнил не только то, зачем пришел, но и печальный образ Гертруды Айвори – несчастной женщины, связанной узами брака с этим отвратительный типом. Хотя, мог ли я презирать его, когда сам был не лучше по отношению к Лоре. Однако со стороны его поступок выглядел достойным презрения. И поэтому я еще больше презирал самого себя. На сей раз, я не стал сдерживаться, и как только ее теплая рука коснулась меня снова, я сорвался с места с криком:
Что ты делаешь?! – Мое лицо пылало ненавистью.
Радушно встречаю своего сына. Разве не за этим ты пришел? – Спокойно ответила она без малейших признаков раздражения или потери контроля над собой.
Этот человек женат на прекраснейшей женщине Англии! Как смеешь ты разрушать их брак?!
Ха-ха-ха! – Она, казалось, хотела довести меня до безумия, и ей это удавалось как нельзя лучше, - ты говоришь мне о святости брака? Ты называешь его супругу прекраснейшей женщиной Англии? Неужели она видится тебе прекраснее Лоры? Или, может быть, ты влюблен?
Ты пожалеешь об этом… - змеиным шипением произнес я, смиряя свой запал.
Ты угрожаешь мне? Напрасно.… К твоему несчастью, смерть не страшит меня. Она лишь выходное положение моего контракта с жизнью. Я подписала, изучив его досконально, а потому готова уйти в отпуск в любое время. – Говорила она таким тоном, словно ей действительно было безразлично, жить или умереть, а, завидев мое смятения, продолжила, изменяя тон на слащавый, - я знаю, ты, должно быть, растерян, но не стоит отдаваться этому чувству долго, иначе это может быть чревато влюбленностью. А нам не следует влюбляться в какие-либо ощущения, чтобы не терять свободу выбора.
Я сделал свой выбор в день, когда женился на Лоре. – Наконец, отозвался я.
Тогда зачем ты здесь?
Я хотел, чтобы ты знала, что больше не сможешь повелевать моим разумом.
Я никогда не владела твоим разумом. Я была здесь, - она дотронулась до моей груди, - в твоем сердце, как бы ты не старался избавиться от меня. Ты не сможешь – мы связаны кровью.
Ее слова вновь пробудили во мне ярость в большей степени оттого, что были правдивы, и я схватил ее за горло, притянув к себе, и сжал его так, что она начала задыхаться.
Я могу убить тебя прямо сейчас, - прошипел я, брызгая слюной и радуясь, как мутнеют ее глаза по мере того, как я сжимал тиски. Но одно в ней по-прежнему приводило меня в неистовство – ее необоримое спокойствие.
Я мог видеть в ее глазах все что угодно, но не страх, что только распаляло мою агрессию, и я сжимал сильнее. Я видел, как она находится на грани обморока, и это словно разрядом тока отбросило мою руку. Я разжал тиски и оттолкнул ее. Она упала на пол, потирая горло и откашливаясь. Я отошел к зеркалу и смотрел в отражении, как она корчится в приступе гипоксии.
Я бездействовал до тех пор, пока она не встала. Когда это произошло, я обернулся к ней, тяжело дыша. Приступ гнева был ослаблен, и мне захотелось целовать ее, извиняясь и плача, но я поборол в себе это желание. Видит Бог, какой муке подверглось мое существо, когда я боролся с ним, и какая боль пронзила меня, когда я устоял перед этим искушением.
Она мельком взглянула на меня исподлобья, подошла к столику и вынула что-то из нижнего ящичка, завернутое в белый платок. Затем, хромая и спотыкаясь от бессилия, подошла и протянула мне сверток. Поколебавшись мгновение, я спросил:
Что это?
Разверни.
Я взял платок и развернул его. Это был змееобразный керис . По виду он походил на ее змеевидные локоны и был подобен ее плавным грациозным движениям при ходьбе или когда она, словно змея, извивалась в моих объятиях. Эта ассоциация возникла в моем воображении мгновенно, как только я увидел кинжал.
Зачем он мне? – Спросил я, возвращая этот сувенир.
Это подарок одного друга из Франции, который в свою очередь привез его из Бали – небольшой провинции в Индонезии, что входит в административный регион Малые Зондские острова. Я всегда хотела, чтобы именно он даровал мне гибель и лучше будет, если это произойдет сегодня от руки близкого мне человека.
Ты безумна! – Воскликнул я, - забери свой дар! Он ни к чему мне!
Нет! Срок моего контракта истек несколько минут назад, когда вместо объятий я познала смертоносные тиски, а вместо поцелуев – речи злобы. Наше время, очевидно, закончилось.
Да, но я не возьму на душу этот грех, как бы сильна не была моя ярость.
Это тебя не спасет. Твоя душа больше не принадлежит Ему.
Пусть так, но на моих руках не будет крови!
А если я дам его Лоре? Она согрешит, чтобы нарушить святость во имя любви к тебе? Согласится ли она опалить ангельские крылья, чтобы любить тебя вечно?
Ты не посмеешь…
Верни мой дар.
Что ты задумала, лукавое отродье!? – Крикнул я в неистовстве, и крепко сжал рукоять кинжала в сильных руках.
Верни мой дар! – Повторила она громче.
Нет!
Верни мне то, что не принадлежит тебе! – Сорвалась на крик.
Для Лоры? Ни за что!
Она набросилась на меня с криком, но я остановил этот порыв, приставив острие кинжала к ее груди, намертво сжимая рукоять. Мое лицо вновь зарделось багровой краской, а злость, казалось, кипела во мне, как масло на разогретой сковороде. Я начал захлебываться ее приливами к горлу, уже не сдерживая, как прежде.
Моя мать остановилась в тот миг, когда почувствовала прикосновение холодного металла сквозь тонкую ткань к горячей плоти. Она медленно опустила взор на мою руку у своей груди и придвинулась ко мне почти вплотную, не взирая на то, что лезвие слегка поранило ее кожу. Теперь между нами было только это расстояние – несколько сантиметров покривленного сверкающего металла и всплеск эмоций, овладевших нашим рассудком.
С минуту мы стояли, глядя друг на друга, недвижимо, как завороженные. А затем это время прервали глухие шаги за дверью и голос мистера Айвори, который я хорошо запомнил в тех коротких фразах, произнесенных им в этих стенах.
С каждой секундой его шаги становились все четче, а голос – слышнее. Теперь я не сомневался в том, что он войдет. Я уже слышал его сопение под дверью и резко повернул голову в ту сторону. Моя мать на мгновение обернулась синхронно со мной, но сразу же перевела взгляд на меня и ухмыльнулась:
Я буду ждать тебя в Аду. – Сказала чуть слышно, и прижалась ко мне.
В это время дверь открыл мистер Айвори, весело бормоча:
Кажется, я забыл свой…
На мгновение мы замерли: я был обескуражен не меньше, чем он, до конца не понимая, что произошло. Я взглянул на руку, сжимавшую кинжал: она быстро покрывалась кровью от соприкосновения с расплывающимся красным пятном на белом пеньюаре моей матери. Мои глаза округлились. Я взглянул в ее лицо и увидел, что в нем нет признаков жизни. Остекленевшие глаза смотрели прямо на меня, словно пытались проникнуть в душу. Уста застыли в немой ухмылке, а румяные щеки утратили свежесть. Я онемел от ужаса, сковавшего мое тело, и в накатившем приступе страха замотал головой во все стороны, стараясь ухватиться за что-нибудь взглядом или найти поддержки во взгляде тех, кто безмолвно смотрит с неба.
В этом паническом неистовстве я остановился на застывшем взгляде мистера Айвори, который вторил моему. Я отпустил тело моей матери, тяжело упавшее на пол и припал к нему с криками:
Очнись! Все не должно закончится так!
Увы, все мои попытки пробудить в ней жизнь оказались тщетными, но я продолжал кричать, всецело отдаваясь эмоциям.
После долгой траурной паузы на мой крик сбежалась толпа, застывшая на пороге, гудящая и дикая. Я не видел лица, не различал голоса – это была безликая безличностная масса, поглощающая все на своем пути. В этом безумном гвалте и клокоте я сумел различить только громкий возглас мистера Айвори, жутким отзвуком прокатившийся в стенах дома:
Убийц-а-а!..
ID:
436244
Рубрика: Проза
дата надходження: 09.07.2013 16:41:16
© дата внесення змiн: 09.07.2013 16:41:16
автор: Олеся Василець
Вкажіть причину вашої скарги
|
