|
Специально для НРС
___________________________
Если бы мир и сам человек в этом мире, не был таким скучным и предсказуемым, каков он есть сегодня, кажется плоская фантазия мониторов не собирала бы перед собой такое количество почитателей. О, это чувство быть богом! Воссоздать объёмную естественность своими руками, подчеркнуть её сходство с натуральностью, владеть ею, как автор, собирать симпатии, признания, удалять критику и подтирать бессмысленные эмоции случайных завистников. Сколько же здесь ежедневной работы, сколько права на занятость здесь!
Я — один из тех, кто называет себя «свободным художником». Житель матрёшечного мира, который зажил однажды в пределах настоящего мира своей отдельной жизнью, внутри его. Вдохновлённый широтой возможного, уютно разместившись над пультом управления, глядя в окно, за которым одна реальность сменяла другую, я был бессменным капитаном корабля, челнока, а может быть целой станции, которая крутилась в невесомости не отягчённая собственным весом. Иногда, я спрашивал себя — что за моим домашним окном: голограмма имитирующая соседний дом, высокий гладкий тополь и звуки дворовой жизни или этот дом стоит там на самом деле, затеняемый настоящим тополем, под которым играют дети, скрипят самые настоящие качели, проезжают простые бензиновые автомобили? И кто я сам: персонаж игрового мира, с правом отбирать, бегать, прыгать, выполнять миссии или человек... с чем?
С тех пор, как Паутина забралась в каждый дом, прилепила к монитору каждого, интернет-клубы стали убыточным делом. Из известных мне, остался только один, куда я иногда заходил. Там была своя компания и обычный прохожий, если и заглядывал туда, то больше никогда не возвращался.
В качества администратора, за грязноватой стойкой, сидел Микс, человек известный своими познаниями в области «социальной инженерии».
- Прива. Кто есть?
- Все. Заходи.
Я раздвинул тёмные занавеси, которые закрывали проход в помещение и вошёл в зал. В дальнем углу громко общалась кучка молодых людей, табачный дым плотно окутал потолок, воняло пивом и окурками. Десяток мониторов мигали мне в знак приветствия, системники гудели единым мотором. Компания живо обсуждала то, что видела в реальном времени: на большой монитор было выведено изображение, где ничего не подозревающая девушка лет двадцати кривлялась в вэб-камеру. Она уходила, затем возвращалась, что-то печатала на клавиатуре.
- … думаю, она просто изучает себя. Хочет понять, как она выглядит и как лучше ей смотреть в камеру — предположил кто-то.
- Нет. Она кажется смотрит фильм.
Я дёрнул за плечо Марлю и позвал его в сторону.
- Как дела? - спросил я.
- Не жалуюсь...
- Слушай, Марля, ты кажется проходишь практику в одном из районных судов?
- Ага. А что?
- Нужно положить их внутреннюю сеть. Сможешь?
- Не знаю — как всегда ответил Марля.
- Семнадцатого должны отменить все заседания. Очень нужно.
- Подумаю.
Марля всегда отвечал неопределённо и это значило, что он будет стараться, потому что его отказ звучал всегда конкретно. Если отказа не было, значит Марля постарается. Лишних вопросов он не задавал. Я дал ему немного денег и ушёл.
Семнадцатого, утром, я красными от недосыпания глазами, смотрел на серьёзные лица людей, которые собрались в коридоре судебного здания. Понятые, свидетели, обвиняемые и защищающие — тасовались между собой, как игральные карты, чтобы в назначенное время сыграть на чьей-то судьбе. Мои родители волновались больше меня. Отец сурово на меня поглядывал, давая мне понять, что моё спокойствие никак не укладывается в общую картину массовой серьёзности. Но меня беспокоило другое, а именно, почему, если Марля сделал своё дело, все эти секретари не бегают с беспокойными лицами?
Всех пригласили в зал суда. По моей спине сползли несколько капель пота. Марля, Марля...
Судья начал свой обычный монолог, оглядывая присутствующих поверх своих очков. Говорил он о законе с большой буквы, о правах, о великом государстве, о равноправии и ответственности. Мои родители стали от этого ещё серьёзней. Куда делся мой отец, который часто осуждал этот цивилизованный мир за его несовершенство, за коррупцию, алчность, за невозможность полноценно жить? Наверное, он остался на кухне, как и эти его разговоры перед лицом домашней газовой плиты. Моя несчастная мать тряслась от страха. Марля, Марля...
Странно, - подумал я, - что на заседании, где рассматривается вопрос кибер-преступности, главенствует этот плюшевый судья, который даже свою электронную почту просматривает с помощью дочери. Он смотрит на меня, как на примитивного воришку, который забрался в чужой дом ради наживы. Он относит меня к грубым, прямолинейным грабителям, даже не понимая существенной разницы между нами. Мы — хакеры, создатели новых правил жизни в Паутине, обросли массой сплетен, критики, непонимания, но при этом занимающие свою — свою! - нишу в обществе, без которой отвалился бы целый слой тех, кто якобы борется с нами, разрабатывает против нас, вооружает против нас. Как странно: взлом в интересах государства — поощряется, взлом в личных интересах — наказуем. Поощряется неофициально, наказывается — публично и официально. Мир двойных стандартов. Мир двойной истины, двуличной правды, который любое доброе начало, начиная от расщеплённого атома и оканчивая Паутиной — хочет заиметь, заполучить, желает владеть в других целях. Марля, Марля...
Почему нас боятся? Я думал об этом часто, когда Терминал отбивал свои зелёные строки. Эту надуманную опасность изобрели корпорации, банки, государства и посеяли её вокруг не жалея средств. Чем я опасен для рядового пользователя? Подавляющее большинство пользуется общедоступной электронной почтой, за которую не собирается платить. Многие коммерческие ходы начинаются с бесплатности, чтобы заманить больше любителей шары. Любитель быстро привыкает, что тут странного? Но после того, как коммерсант разжирел на посещаемости, он вдруг вводит новое правило — плати! Привыкшему любителю бесплатного нельзя такое говорить, он сразу приходит в бешенство. А если этот любитель завтра становится дипломированным специалистом в области Паутины, он уж знает, где можно испробовать свои способности. Он просто всё обесплачивает, а какому коммерсанту это понравится? Часть средств, он обязательно пустит на борьбу против потери прибыли. Закон становится на сторону коммерсанта, это ясно и так. Набивать государственный мешок кому-то нужно, потому те, кто поселился вблизи этих мешков и беспокоятся за благополучие плательщиков. Но где же в этом всём — мужской разговор? Есть только коммерческий. Марля, Марля...
Уберите хакера из Паутины, что выйдет? Никому не нужны программы защиты, никого не заманить обещанием стойкости ко взломам, никому не нужными становятся многие и многие направления. Чем виноват социальный инженер, если он умнее других? Почему глупость не наказуема законом, а наказуем тот, кто наказал глупость своим умом? Ах, да... Все ведь равны. Я забыл.
С Паутиной обошлись несправедливо. Новый, принципиально новый мир — загнали законами старого в какой-то подвал. Появись Паутина в средневековье — хакеров жгли бы на католических кострах, под благословение одного из множества пап. Нас не жгут, но ведьмами мы остаёмся. Если глубоко копнуть во многие вещи и явления, не понятно вообще, как до сих пор существует этот мир. Полярность явлений: преступность — представитель закона, религия — эрекция священника, отдел по борьбе с наркотиками — и колумбийская плантация. Так будет всегда? Количество рабочих мест ведёт борьбу против поиска новых подходов? Чёрт! Как здесь не вспомнить Ницше, который выразил важную мысль - «посредственность — ненавистна к наилучшим среди людей». Давно понятно, что полиция остро нуждается в преступности, что производитель лампочек — в быстром их перегорании, а человек - в бесплатном, шаровом, легкодоступном. Земного шара всем пока хватает, должно хватит же и всего остального. Но никому не выгодна панацея — это факт. Лекарство от всего заражающего, новая переоценка, новые методы и наконец, новые люди. Нечто отличное от сегодняшней жизни и её уклада — запрещено министерством здоровья. Пока военные на наиграются современными изобретениями, пока не убедятся, что новая пуля разрывает тело лучше, чем предыдущая — мы должны рождаться, работать и умирать. Мы должны сопротивляться, чтобы кто-то получил право стрелять по нам, а значит кто-то ищет средства заставить нас сопротивляться.
Я чертовски не хочу носиться по кругу, с длительностью одной жизни. Не хочу быть моим отцом, выступающим перед газовой плитой, а потом серьёзничать и трястись в коридорах судебных зданий. Я не хочу быть ни одним из современных героев комиксов и фильмов. Я что-то хочу понять до конца вот и всё. Не держаться за карман, в постоянной тревоге, что кошелёк стащили и вообще, я не хочу иметь кошелёк. Быть может, в том безденежном мире, который я себе представляю, человек наконец захочет быть лучше и лучше, благодаря не банковскому счёту и марке автомобиля, а тому, что в нём живёт с рождения, тому, что и есть он сам. Мне чертовски не хочется снимать девчонок в клубах за колесо счастья, кидать чьих-то братьев, отцов, стоять в гордой позе над грязной рукой просящего, делать какие-то карьеры по лестницам... Огромная часть моих внутренних желаний под запретом закона. Нельзя и Можно — ходят парой. Плюшевый судья, глядя на всех поверх очков, имеет весомую бумагу о том, что он специалист по Нельзя и Можно. Пока он сидит на своём месте, я буду жить в плоском мире Паутины, стрелять в ботов, потому что стрелять нужно уметь, заводить себе сколиоз, испорченный желудок и всё меньше общаться с родителями. А когда они махнут рукой на меня, озвучивая в сотый раз свой вердикт моей неполноценности, я сделаю глупый вид ребёнка, который заигрался в искусственном пространстве и забыл вернуться в естественный мир, где Марля наверное не смог оттянуть это заседание. Марля, Марля...
Судья велел мне встать. Я ощутил, как у меня пересохло во рту. Собираясь, что-то произнести, я заметил, как вошла секретарша и наклонившись над головой судьи, начала ему что-то говорить.
- Суд переносится на следующую неделю, в связи с техническими проблемами — сказал плюшевый судья вставая со своего места.
Моё сердце застучало громко и сильно. Спускаясь по ступенькам ведущим к проезжей части, я не слышал что говорят мне родители, я смотрел на спину уходящего Марли, который не видел меня. Он спокойно удалялся от здания суда и одев большие наушники, останавливал такси. Марля, Марля...
ID:
371546
Рубрика: Проза
дата надходження: 17.10.2012 22:07:30
© дата внесення змiн: 17.10.2012 22:09:56
автор: Samar Obrin
Вкажіть причину вашої скарги
|
